Жемчужины философии

[NN]

Пусть всё то, что я вижу вокруг себя, ложно; пусть всё, что рисует моя лживая память, никогда не существовало; пусть я не имею никаких чувств; пусть тело, форма, протяжённость, движение и пространство суть выдумки моего ума. Что же в таком случае может считаться истинным? Неужели только то, что в мире ничего нет достоверного?

Но нет ли, быть может, какой-нибудь иной вещи, которая отлична от всего того, что я сейчас признал недостоверным, и в которой не может быть ни малейшего сомнения? Нет ли какого-нибудь Бога или какой-нибудь другой воли, которая вложила мне в ум подобные мысли? Однако и это не необходимо, ибо я сам, быть может, способен произвести подобные мысли. Но, во всяком случае, я представляю собой нечто несомненное? Но ведь я уже решил, что не имею ни чувств, ни тела. Однако здесь я останавливаюсь, ибо что же отсюда следует? Разве я настолько завишу от тела и от чувств, что не могу существовать без них? Правда, я себя убедил, что на свете вообще ничего нет: ни неба, ни земли, ни духа, ни тела, - но значит ли это, что и меня тоже нет? Нисколько. Я-то, без сомнения, существую, если могу убеждать себя таким образом, или вообще думать о чём бы то ни было. Правда, есть какой-то обманщик, очень могущественный и хитрый, который употребляет всё своё искусство, чтобы меня всегда обманывать. Но если он меня обманывает, то нет сомнения, что я существую, и сколько бы он меня ни обманывал, он никогда не достигнет того, чтобы я не существовал, пока я думаю, что существую. (Рене Декарт)


(П.С. Таранов "Острая философия", изд. "Реноме", Симферополь, 1998, стр. 124-125; выделение из книги сохранено)

[NN]

«…И вот, наверное, впервые в жизни (хотя считается, что медитировать надо ежедневно!) я взял лампу и, покинув зону повседневных занятий и отношений, где всё казалось мне ясным, спустился в своё сокровенное «я», в ту глубокую пропасть, откуда, как я смутно чувствовал, исходит моя сила действия. Но чем дальше я уходил из безопасного мира условностей, коими одарена поверхность общественной жизни, тем яснее я сознавал, что теряю контакт с самим собой. На каждой ступеньке, ведущей вниз, внутри меня появлялся новый человек, который меня уже не слушался и имени которого я уже не знал. И когда я прерывал исследования, – ибо тропинка исчезала с каждым моим шагом, – я обнаружил у себя под ногами бездонную пропасть, из которой, возникая неведомо откуда, исходил поток, который я дерзну назвать моей жизнью…

В этот момент я почувствовал (как почувствовал бы любой взявший на себя труд провести такой же духовный эксперимент) тоску, свойственную частичке, носимой во Вселенной, тоску, из-за которой воля многих людей ежедневно ломается под сокрушительным напором множества живых существ и звёзд. Если что и спасло меня, так это голос Евангелия, безошибочно узнаваемый по своему чудотворному действию, который говорил мне из глубины ночи: «Eqo sum, noli timere» («Это Я, не бойся»).

Да, о Боже, я верую в это; и верую по своей доброй воле, ибо это не только вопрос утешения, но и вопрос совершенства. Ты стоишь в начале толчка и в конце вечного влечения, я же всю свою жизнь только и могу, что следовать этому влечению или благосклонно принять этот первый толчок и всё, что за ним последует. Присутствуя во всём, Ты оживляешь для меня (в гораздо большей степени, чем мой дух оживляет одушевлённую им плоть) мириады сил, постоянно воздействующих на меня. В жизни, ключ которой бьётся во мне, и в материи, которая поддерживает меня, я нахожу не просто Твои дары, я нахожу Тебя самого, и вижу, что Ты заставляешь меня стать участником Твоего бытия, творящего меня…» (Пьер Тейяр де Шарден)


(Отсюда.)