Читают... Значит нелепая Дарумская жизнь еще кому-то интересна...
30
Из книжки запомнилась мысль, будто, все чему она учит, не имеет ровным счетом никакого значения во всяких там высших духовных мирах, но здесь и сейчас очень важно. Меня сразу смутило это «здесь и сейчас». И вот здесь и сейчас - как применить эти уроки?
Нас осталось четверо... Пардон, трое. А их, судя по всему, просто немерянное количество. Как я, по-вашему, должен изголиться, чтобы заговорить с той стороной о вежливости и уважении. В этом свисте и разрывах снарядов, в этом треске автоматных очередей, я и Игорька-то слышу с трудом, а он ведь голосит в самое ухо:
- Запас есть?!
Это он про патроны.
- Нет! - Ору. - Последний магазин вставил! Спроси у Галины!
Галинка - медицинская наша сестричка - сидит на дне окопа и перевязывает окровавленный кусок грязного мяса.
Игорь наклонился ей к самому уху и кричит. Девчонка достает ему свой ТТ. Славно! Еще пару минут продержимся.
Но пара минут проходит. Я хорошо помню, что вот точно здесь и практически сейчас вместе со мной отстреливался мой второй взвод восьмой роты четвертого батальона. А где он, этот взвод здесь и сейчас. Патронов тоже почему-то не наблюдается. О каком «здесь и сейчас» я буду вспоминать минут через двадцать? А может, эти минуты уже прошли, а все что происходит - и есть мои воспоминания перед смертью? Пора убегать и убегать очень быстро.
- Отходим!!! - кричу так, что заглушаю всеобщий звуковой бардак.
Галина словно не слышит. Увлеклась. Ну не буду же я ей объяснять, что Михась, которого она бинтует вдоль и поперек, вряд ли выживет без головы, кровоточащей метрах в пяти по траншее. Ладно до этого сидела при деле на дне, под пули хоть не лезла, но теперь... Набрали гражданских. Не пережили они того «мирного» казарменного дебилизма, после которого любая война кажется сказочным отдыхом. Вот и ступорят помаленьку.
- Гала! - ору и хватаю ее одновременно. Борцовский прогиб и она уже за бортом. Мы с Игорьком выпрыгиваем следом. Деревья, клумбы... Старый микрорайон, дома двухэтажные. Хорош только хаос застройки. Быстро теряемся в каменных лабиринтах. Резко меняю курс. Так нас искать дольше будут. От пуль уже можно не прятаться. Закрылись щитом двухэтажек. Да уже пятиэтажки полным ходом. Заскакиваем в одну из них. Только теперь отпускаю Галину руку. Садимся прямо на ступеньки. Надо передохнуть перед новым рывком.
- Товарищ лейтенант! - Галинке явно не по себе. - Вы ранены?
Смотрю на грудь. Кровище. Где это я выделался. Расстегиваю гимнастерку. Так это во мне дырка. Странно, что я до сих пор боли не чувствовал.
- Гала, у тебя бинты остались? - улыбаюсь девчонке, и все закрывает какая-то вязкая темнота.
31
Воскресать приятно. В ушах еще буханье гранат и стоны умирающих друзей, а под щекой уже мягкая подушка, и солнце рвется сквозь неразлипающиеся ресницы. Надо вставать…
Как бы Валентин Иваныч не вычислил, что не дошел я ночью до чердака. В трусах во двор.
В огороде пусто. Наверняка Иваныч уже отстоял свою утреннюю службу и дрыхнет где-то с улыбкой на лице. Значит не заметил моего отсутствия. Или заметил? Интересно, почему он вообще все это делает? Какая такая уверенность в завтрашнем дне заставляет его суетиться, мероприятия затевать, объяснять мне какой-то там смысл непонятно чего… Денег на мне что ли зарабатывает? Или просто тешит свою жажду власти? Какие там еще причины прописаны в классиках типа Фрейда?
Во дворе просто великолепно. Раннее низкое солнце прописывает на стволе старой огромной груши резкие черные извивающиеся по коре тени. Небо еще не голубое, а глубокое, темно-синее и не жаркое. Хочется просто остановиться и пялиться в эту утреннюю красоту несколько часов подряд. Только знаю я этот прикол. Остановишься, а через десять минут просто привыкнешь, и пропадет мистика. Начнутся обычные реакции. То шея затекла, то ноги устали…
Потому я просто зашел в хату, оделся и пошел к дому Иваныча.
Во дворе на лавочке дремал Ариф или Селим. Наверняка тоже наслаждался пробуждением природы.
- Братуха! – сразу же заметил меня, подскочил и пожал руку. – Я помню. Ты не подумай. Двадцать. Да?
- Да ладно, чего там…
- Нет. Селим помнит. Двадцать значит двадцать. Я если занял, обязательно отдам. Спроси любого, кого Селим обманывал? Никого! Я же не алкаш какой-нибудь! Я культурно! У Валентина Ивановича пью!
«Значит Селим…» - подумал я с некоторым расслаблением. – «Получается, что тот парень со шрамом Ариф.»
- Ты не обижайся, - продолжал между тем Селим. - Но я по-дружески тебе скажу, ты все-таки сволочь!
Передернуло от таких его слов. Вот и занимай людям…
Однако нашлось объяснение:
- Почему не выставился, когда у жены день рождения был?
Этот человек знал то, о чем я давно уже не помнил. Ведь точно, вчера у моей Тамары был праздник. Как же я мог забыть такое про родного человечка!
- Да не женаты мы вроде… уже…
- Какая разница!!! Ребятам было бы приятно, если б вспомнил!
- Наверное…
Тут я увидел Иваныча.
Мой тренер сидел на своем обычном месте – на лавочке у гаража. Я пошел поближе, когда вдруг заметил что он не один. За кустом шиповника горячо махал руками и чем-то возмущался какой-то огромный странный мужик:
- Нахваль! Пусть сами разбираются в этом, Флорида все равно лучше…
Дядька Валька заметил мое приближение и приветственно помахал рукой. То же самое сделал и незнакомец.
Я присел на лавочку. Мужик был одет в кирзовые сапоги и синие штаны с красными лампасами. Просто казак! Разве шашки не хватало на боку.
- Вот, мой Андрюша! – представил меня дядька Валька. – И он больше не хочет меня слушать! Только не говори, что он решил уйти в тибетские монахи.
Не успел я и слова сказать, как эти двое заржали и я, наконец, понял, что странный мужик был моим соседом дядькой Сашкой.
- Не узнал меня? – спросил он, все еще смеясь. – Видишь, Нахваль! Что одежда предков с людьми делает.
- Да, согласился Валентин Иванович. Страшно далеки мы от своих корней. Вот если бы ты в каком-нибудь мексиканском сомбреро пришел, он бы тебя сразу узнал!
И они рассмеялись еще сильнее. Честно говоря, я не понял причины их веселья и потому хмуро поинтересовался:
- Дядя Саша, а почему вы не на работе?
- Да ну Нахандрей! Какая работа в такую жару!
После этих слов веселье переросло в какое-то безумие. Дядька Сашка даже упал на траву и начал кататься по ней в истерике. Дядька Валька смахнул слезы, выступившие от хохота, и примирительно сказал:
- Как спалось, Андрюша? Что видел?
- Нормально спал, - начал я, пытаясь скрыть проснувшуюся внутри обиду. – Воевал.
- С кем воевал? – поинтересовался дядька Сашка.
- С фашистами.
- А! А я нахдумал с союзниками!
Я увидел, с каким трудом они сдерживают смех, и от этого почему-то стало немножко легче дышать.
- И что? – продолжил интересоваться Дядька Сашка. – Победил фашистов?
- Да ну! Их толпа. А нас всего ничего. Свалили мы конечно оттуда
- Вот это воин! – вроде как похвалил дядька Сашка. – Нормальная реакция. И в штаны не напудил и жив остался.
- Точно! – подхватил дядька Валька. - Настоящий индеец!
- Ну… – дядька Сашка нахмурился. Но потом опять ухмыльнулся во все лицо. – Индейцы, они конечно только с союзниками воевать могут. Не дай Бог им фашистов встретить!
Чуждо было мне их веселье, и я решил просто молчать и не отвечать на дурацкие вопросы. В тот самый момент я услышал сильный грохот. Словно взорвалась граната где-то недалеко. Я вскочил и оглянулся по сторонам. Ничего странного не происходило.
Дядька Валька посмотрел на меня, потом на дядьку Сашку с какой-то, я бы даже сказал укоризной и почему-то пожелал ему:
- Будь здоров!
На что дядька Сашка широко улыбнулся:
- Да ладно, Валь! В войну еще и не такое случается. Лишь бы индейцы не подвели!
Они похохотали еще минут пять, пока дядька Валька окончательно не успокоился и не выдал еще одну загадочную фразу:
- Сегодня вечером разберемся с твоими индейцами.
...
Тема: Цветок папоротника 30, 31 (Прочитано 974 раз)
