И.Мейендорф усматривает по крайней мере четыре общих смысла в современном употреблении слова “исихазм”.
Наиболее древний и первоначально единственный смысл этого термина отражает созерцательную, отшельническую форму жизни христианского монашества, возникщую в Египте, Палестине и Малой Азии в конце 3 и особенно в начале 4в. Слово “исихия” (hesyhia) – “покой”, “безмолвие” - указывает на идеал индивидуального отшельничества, по своему принципу отличного от общежитного монашества, основанного Пахомием Великими предполагающего строгую внешнюю дисциплину труда и жизни. Не исключая внешних правил, жизнь монаха-исихаста определялась внутренней молитвой, “умным деланием”, стремлением к личному “обожению” как началу преображения других людей и всего мира. Идея эта существовала еще в озднем ветхозаветном иудаизме как выражение мессианских и эсхатологических чаяний. Эти чаяния слились в 1в. н.э. с христианским эсхатологизмом. Когда отшельническое, “исихастское” монашество привлекло в свою среду образованных греков, воспитанных на идеях неоплатонизма, философско-идеологическое толкование отшельничества расширилось за счет включения небиблейских элементов, как то – противоположение материи и духа. В соответствии с основной интуицией платонизма, цель “умного делания” стала определяться как приобщение к статически вечному надысторическому “умному миру”, т.е. как выход человека из истории. Наиболее известным ранним выразителем этого этапа в истории исихазма был ученик Оригена Евагрий Понтик (4в.). В основу учения Евагрия была положена идея о первоначальном существовании всех тварей в качестве равных и одинаково совершенных “умов” (noes), созерцающих божественную сущность: наличие разнообразных тварей и телесно-материальной жизни человека объяснялось как результат свободного самоопределения и “падения” тварей. Целью духовной жизни, по Евагрию, является восстановление путем молитвы и “умного делания” первоначального созерцания божественной сущности. В этой системе, воспринятой из неоплатонизма, центральный догмат христианства - “Слово стало плотью” - был уже не нужен, так как человек призывался к развоплощению.
Факт осуждения Оригена и Евагрия церковью (553г.) решительно ограничил опасность, грозившую созерцательному монашеству уклониться в чистый платонический спиритуализм, но не упразднил популярности исихазма в среде христианского монашества, о чем свидетельствует огромное количество памятников духовной литературы, имевшей столь большое распространение и в славянских странах. Понятие монаха-исихаста, или отшельника, живущего отдельно от монашеского общежития (“киновии”) стало общеизвестным и юридически определенным. Конечно, в основной своей части исихазм освободился от “оригенизма”: “умное делание” стало пониматься не в смысле развоплощения, а как приобщение к “воплощенному Слову” путем “молитвы Иисусовой”.
В современной научной литературе термин “исихазм” часто определяет психосоматический метод творения “Иисусовой молитвы”, засвидетельствованный в среде византийского монашества в 13 и 14вв. “Постоянная молитва” – одна из основных черт созерцательного монашества со времен Евагрия; “молитва Иисусова” есть постоянное обращение - в разных словесных сочетаниях - к Иисусу Христу, чье имя должно, по словам Иоанна Лествичника (7в.), “прилепиться к дыханию”. Это предписание иногда понималось буквально, в смысле использования ыхания как способа сосредоточить внимание и связать молитву с непрерывающейся функцией организма и тем самым достигнуть “постоянной молитвы”. В отличие от платонического спиритуализма Евагрия этот психосоматический “метод” (methodos) молитвы предполагает положительное отношение к телесному, материальному аспекту чеолвеческой жизни. Он связан с традицией писаний, приписываемых Макарию Египетскому, и, весьма вероятно, употреблялся (в грубой, народной, почти магической форме) в среде мессалиан-богомилов. Обнаружив эту практику у византийских исихастов, Варлаам Калабрец назвал и их “мессалианами”, или “пуподушниками” (omfalopsyhoi), что и вызвало апологию исихазма со стороны Григория Паламы. Сведение термина “исихазм” к этой психосоматической практике приводит иногда к историческим недоразумениям. Так, патриарх Каллист, автор Жития Григория Синаита, со свойственным агиографам преувеличением приписывает именно Григорию Синаиту введение “метода” в среду афонского монашества; этонеточное утверждение привело к убеждению, что исихазм был именно “синайским” новшеством, введенным на Афон Григорием Синаитом. В действительности исихазм, в общем смысле, был вполне общеизвестным явлением, а в смысле психосоматического метода он был известен на Афоне во всяком случае со времен Никифора Исихаста, т.е. с конца 13в. Григорий Синаит в лучшем случае был лишь одним из обновителей давно сложившейся практики.
Термин “исихазм” также часто употреблялся как синоним термина “паламизм”, т.е. системы богословских понятий, выработанной Григорием Паламой в процессе его полемики с Варлаамом, Акиндином и другими противниками. Эта система понятий включает утверждение о возможности реального, а не только интеллектуального, богообщения. Поскольку в ней также утверждается полная трансцендентность и непознаваемость божественной сущности, Паламе необходимо различение “сущности” от божественных “энергий”, или личных “действий”, в которых сама божественная жизнь передается “тварям” как личное божественное самооткровение. Богословская система Паламы отнюдь не является искусственной надслойкой над исихазмом как мистически религиозным и общественным явлением. Она была выработана как традиционно неизбежная форма защиты от аргументов, выдвинутых Варлаамом. Тем не менее различать паламизм как систему понятий от исихазма вообще все же необходимо, равно как всякая реальность сама по себе может быть отличима от ее концептуального выражения…
Наконец, в науке встречается и четвертый смысл понятия “исихазм” – это “политический исихазм”, т.е. социальная, культурная и политическая программа, проводимая в 14в. видными византийскими деятелями и широко распространившая свое влияние в славянских странах. Существование именно такого движения мысли, выразившегося в деятельности столь крупных людей, как император Иоанн Катакунзин, патриарх константинопольский Филофей Коккин и митрополит киевский Киприан Цамблак - исторически несомненно. Несомненна также связь между этим движением и победой Григория Паламы на соборах в 1341, 1347 и 1351гг. Но, поскольку деятельность вышеуказанных лиц не сводилась к практике “священного безмолвия” (hiera hesyhia), приложение к ним понятия “исихазм” требует уточнений и терминологических оговорок. Очевидно, во всяком случае, что первый описанный нами смысл понятия “исихазм” к ним не приложим в полной мере.
Описанные четыре смысла, в которых употребляется слово “исихазм”, не противоречат друг другу. Между ними есть внутренняя связь, заключающаяся, конечно, не в отшельничестве как таковом, не в психосоматической практике молитвы иисусовой и не в социально-политической деятельности. Внутренняя связь и общий знаменатель находятся в общем для них для всех глубинном понимании человека и его конечного назначения, иначе говоря, - в религиозно-богословском плане (ясно выраженном Паламой в его полемике с Варлаамом). Это понимание допускало разнообразие политических выражений, начиная с полного ухода от мира по примеру древнеегипетских пустынников и в соответствии с наставниками Евагрия Понтика и Макария Египетского и кончая активным богословско-полемическим писательством и весьма влиятельным вмешательством в общественные и международные дела. Эти разные выражения определялись и личными свойствами отдельных деятелей, и историческими обстоятельствами, но общим знаменателем оставался примат религиозно-богословских утверждений. Люди разных способностей и призваний объединялись единством вдохновения и религиозной веры.
Некоторые ученые (в частности, И.Мейендорф) полагают, что это единство вдохновения не было совместимо с новой философией человека, с которой обычно связывают понятие “гуманизм”.
http://www.livejournal.com/users/mashenke/270073.html?#cutid1
Тема: К вопросу о сущности исихазма (Прочитано 2414 раз)
