wayter,
Одна из задач духовной культуры, Традиции, в том, чтобы восстановить нарушенную обратную связь.
В продолжение темы.
У традиции множество функций. Сохранить и донести до последующих поколений фундаментальные, сущностные законы нашего бытия, выработать необходимые формы для их сохранения и проведения в жизнь – лишь некоторые из этих функций.
В этой связи хотелось бы указать на один из элементов традиции – адаб (правила поведения дервишей в ханаке).
Можно рассматривать адаб как один из многих, доставшихся нам в наследие культурных феноменов: в истории известны и домострой, и дипломатический этикет. Однако, адаб выделяется в этом ряду «равно полезных человечеству» явлений.
Адаб указывает, и основывается на важнейших, я бы сказал, архи важных законах нашего бытия: необходимости присутствовать «здесь и сейчас» и на огромной важности и действенности сказанного слова. Правила адаба служат формой, позволяющей практически освоить правильные стратегии поведения – т.е., приобрести их реальный навык во время общения и пребывания в ханаке.
В обыденной жизни мы теряем остроту восприятия, теряем ощущение огромности потенциала сказанного слова, и величину своей ответственности за него. Нам становится все равно, о чем говорить и когда говорить. И стирается разница между повествовательным сообщением – вот, вспомнилось, хочу сейчас рассказать … , - и готовностью раздавать советы и даже понуждать к действию. А, ведь, повествовательный рассказ иногда даже больше воздействует на собеседника, чем конкретный совет или даже приказ – советам и приказам наша психика активно сопротивляется.
Часто от нас скрыты последствия, порожденные незначительными словами, нами сказанными. Например, соседу: «Знаешь, к нам в командировку приехал один инженер. Так вот, он рассказывал, что его дочь … » И, дальше: невероятное совпадение, встреча, повторение рассказа – просто, чтобы «разговор поддерживать», - ссора и разрушенные судьбы.
Т.е., чтобы мы заговорили, чтобы решились нарушить эту священную, заповедную экологию межличностного общения, нужно, чтобы требование этого пришло «из здесь и сейчас» (причем, желательно – в явной, недвусмысленной форме). И дожидаться этого нужно в молчании, ибо, новое сказанное слово будет рождать новый мир, новые судьбы. Даже, самое незначительное слово – и за него придется держать ответ, если не нам, то кому-то.
Или, например, что-то говорим, чтобы намекнуть на свои выдающиеся достижения, способности. Кому от этого плохо? Но, при этом, если мы нарушим СУЩНОСТНЫЕ бытийные законы (а не просто правила хорошего тона) – например, скажем не то, о чем нас спрашивают «здесь и сейчас», возмездие может последовать с неожиданной для нас стороны. Почему, лишь «может»? – потому, что иногда удается перейти реку и по тонкому льду. Но, стоит ли ходить по нему постоянно, стоять и подпрыгивать? А со словом, общением, мы поступаем именно так, когда не учитываем сущностные законы этого общения. По значимости, я бы приравнял их к законам термодинамики, или тяготения.
Адаб указывает нам на важность слова, учит, как не подвергая опасности себя и окружающих, вступать в общение, предлагает формы, в которых такой навык можно приобрести.
Ниже приведен отрывок из книги Вольтера «Задиг или судьба», в котором показывается, то, о чем говорилось выше: как судьба героя накручивает совершенно неожиданные круги из-за нескольких излишних слов, сказанных не по существу вопроса.
Однажды, когда Задиг прогуливался по опушке рощицы, к нему подбежал евнух царицы, которого сопровождали еще несколько дворцовых служителей. Все они, видимо, находились в сильной тревоге и метались взад и вперед, словно искали потерянную ими драгоценную вещь.
- Молодой человек, - сказал первый евнух, - не видели ли вы кобеля царицы?
- То есть, суку, а не кобеля, - скромно отвечал Задиг.
- Вы правы, - подтвердил первый евнух.
- Это маленькая болонка, - прибавил Задиг, - она недавно ощенилась, хромает на левую переднюю лапу, и у нее очень длинные уши.
- Значит, вы видели ее? - спросил запыхавшийся первый евнух.
- Нет, - отвечал Задиг, - я никогда не видел ее и даже не знал, что у царицы есть собака.
Как раз в это время, по обычному капризу судьбы, лучшая лошадь царских конюшен вырвалась из рук конюха на лугах Вавилона. Егермейстер и другие придворные гнались за ней с не меньшим волнением, чем первый евнух за собакой. Обратившись к Задигу, егермейстер спросил, не видел ли он царского коня.
- Это конь, - отвечал Задиг, - у которого превосходнейший галоп; он пяти футов ростом, копыта у него очень маленькие, хвост трех с половиной футов длины, бляхи на его удилах из золота в двадцать три карата, подковы из серебра в одиннадцать денье.
- Куда он поскакал? По какой дороге? - спросил егермейстер.
- Я его не видел, - отвечал Задиг, - и даже никогда не слыхал о нем.
Егермейстер и первый евнух, убежденные, что Задиг украл и лошадь царя, и собаку царицы, притащили его в собрание великого
Дестерхама, где
присудили к наказанию кнутом и к пожизненной ссылке в Сибирь.Едва этот приговор был вынесен, как нашлись и собака и лошадь. Судьи были поставлены перед печальной необходимостью пересмотреть приговор; но они присудили Задига к уплате четырехсот унций золота за то, что он сказал, будто не видел того, что на самом деле видел.
Задигу
пришлось сперва уплатить штраф, а потом ему уже позволили оправдаться перед советом Дестерхама. И он сказал следующее:
- Звезды правосудия! Я клянусь вам Оромаздом, что никогда не видел ни собаки царицы, ни коня царя царей. Вот что со мной случилось.
Я прогуливался по опушке рощицы, где увидел на песке следы животного и легко распознал, что их оставила маленькая собачка. По едва заметным бороздкам на песке между следами лап я определил, что это сука, у которой соски свисают до земли, из чего следует, что она недавно ощенилась. Следы, бороздившие песок по бокам от передних лап, говорили о том, что у нее очень длинные уши, а так, как я заметил, что след одной лапы везде менее глубок, чем следы остальных трех, то догадался, что собака немного хромает.
… Я заметил следы лошадиных подков, которые были на равном расстоянии друг от друга. Вот, подумал я, лошадь, у которой превосходный галоп.
Пыль с деревьев вдоль дороги была немного сбита справа и слева. У этой лошади, подумал я, хвост трех с половиною футов длиной: в своем движении направо и налево он смел эту пыль.
Я увидел, под деревьями, образующими свод в пять футов высоты, опавшие листья, из чего заключил, что лошадь касалась их и, следовательно, была пяти футов ростом. Я исследовал камень кремневой породы, о который она потерлась удилами, и определил, что бляхи на удилах были из золота в двадцать три карата достоинством. Наконец, по отпечаткам подков, оставленным на камнях, я пришел к заключению, что ее подковы из серебра достоинством в одиннадцать денье.