Мысли вслух

[NN]

[NN]

Мне идея "вечного возвращения" в сжатом виде представляется так:

Ведь завтра не наступит никогда! Прочувствуйте по-настоящему и ощутите это. В каждом моменте времени мы обречены быть только в моменте здесь-и-сейчас и решать, каким ему быть - радостным или печальным, настоящим или вымышленным. Есть (как в песне) "только миг между прошлым и будущем" и наше "я" в нём. И никуда от этого не деться ("от себя не убежишь"): мы внутри Времени. Чем наполнить этот миг, каждый решает сам. В этом заключается наша свобода и выбор. Можно, конечно, мыслями выйти из этого момента - в прошлое или в будущее, но тогда это означает, что мы и не живём полной жизнью, а лишь измышляем её.

[NN]

Ницше, что редко случалось, взял его под руку. «Друг мой, — прошептал он, — я не могу сказать вам, как нужно жить по-другому, потому что даже если я сделаю это, вы все равно будете жить по-своему. Но, Йозеф, я все-таки могу кое-что сделать для вас. Я могу подарить вам подарок, сильнейшую мою идею, мысль из мыслей. Возможно, она вам будет уже чем-то знакома, так как я вкратце отметил ее в «Человеческое, слишком человеческое». Эта мысль станет ведущей силой моей следующей книги, может, всех моих следующих книг». — Его голос стал ниже, приобретая формальный торжественный тон, который словно бы объявлял кульминацию всего, происходившего ранее. Мужчины шли рука об руку. Брейер в ожидании слов Ницше смотрел прямо перед собой.

«Йозеф, попытайтесь прояснить свой разум. Представьте себе такой мысленный эксперимент! Что, если какой-нибудь демон скажет вам, что жизнь, которую вы ведете сейчас и вели раньше, вам придется пережить еще раз, и еще бесчисленное количество раз. И в ней не будет ничего нового, только каждая боль и каждая радость, все невыразимо малое и великое, что было в вашей жизни, вернется к вам в той же последовательности и преемственности — даже этот ветер, и эти деревья, и эта скользкая глина, даже кладбище и страх, даже этот момент нежности, когда мы с вами, рука об руку, бормочем эти слова? — Брейер не сказал ни слова, и Ницше продолжал: — Представьте себе бесконечные песочные часы существования, которые переворачиваются снова, снова и снова. И каждый раз мы с вами тоже оказываемся вверх ногами, простые пешки, вот мы кто».

Брейер даже не пытался его понять: «Как эта… Эта… Эта фантазия…»

«Это не просто фантазия, — настаивал Ницше, — это более реально, чем мыслительный эксперимент. Только вслушайтесь в мои слова! Не думайте ни о чем больше! Подумайте о бесконечности. Оглянитесь назад — представьте себе, что вы бесконечно далеко всматриваетесь в прошлое. Время тянется назад в вечность. А если время бесконечно далеко тянется назад, разве то, что может случиться, не происходило уже когда-то? Может, то, что сейчас происходит, уже происходило раньше? А если все уже происходило ранее в бесконечности времени, что вы, Йозеф, можете сказать об этом моменте, о нашем перешептывании под сводами деревьев? Разве и это не происходило раньше? И время, которое бесконечно далеко протягивается в прошлое, разве в будущее оно не должно протягиваться в бесконечность? Разве мы не должны возвращаться постоянно в это мгновение, в любое мгновение?»

Ницше замолчал, давая Брейеру время усвоить свои слова. Был полдень, но небо затянуло темными тучами. Начал падать слабый снег. Показался смутный силуэт Фишмана с фиакром.

На пути к клинике мужчины возобновили разговор. Ницше утверждал, что выдвинутая им гипотеза о вечном повторении всего сущего может получить научное подтверждение, хотя он и назвал ее мысленным экспериментом. Брейер скептически отнесся к предложенному Ницше доказательству, которое было основано на двух метафизических принципах: что время бесконечно, а запас силы (основного содержания космоса) ограничен. При условии наличия ограниченного количества потенциальных состояний мира и бесконечности прошедшего времени, утверждал Ницше, можно сделать вывод о том, что все возможные состояния уже имели место быть и что состояние настоящего момента должно быть повторением, так же, как и то, что породило его, и то, что стало его следствием, и все остальные состояния в прошлом и будущем.

Брейер еще больше растерялся: «Вы хотите сказать, что данный конкретный момент через цепь случайных событий должен был происходить и раньше?»

«Поймите, что время было всегда, время бесконечно далеко протягивается в прошлое. В этой бесконечности времени — неужели рекомбинации событий, составляющих мир, не повторялись бесконечное количество раз?»

«Как глобальная игра в кости?»

«Именно так! Глобальная экзистенциальная игра в кости!»

Сомнения Брейера относительно предложенного Ницше космологического доказательства вечного повторения не рассеивались. Но Ницше находил ответ на каждый его вопрос, так что в конце концов терпение Брейера иссякло и он сдался.

«Йозеф, вы снова и снова просите о конкретной помощи. Сколько раз вы просили меня заняться вами, предложить что-то, что сможет изменить вас? Сейчас я даю вам то, о чем вы просили, а вы не обращаете на это внимания, углубляясь в ненужное детализирование. Послушайте, друг мой, услышьте мои слова, — это самая важная вещь из всего, что я когда-либо скажу вам: позвольте этой мысли овладеть собой, и, я клянусь, вам никогда не стать прежним!»

Брейер остался бесстрастным: «Но как я могу поверить в это, не имея доказательств? Я не могу заставить себя верить. Разве мне не придется отказаться от одной религии только для того, чтобы принять другую?»

«Доказательство исключительно сложное. Оно до сих пор окончательно не разработано, на это потребуются годы работы. А теперь, после нашего разговора, я даже не уверен в том, что мне стоит тратить время на разработку доказательства на космологической базе, — возможно, остальные сочтут его безумием. Может, они, как и вы сейчас, будут придираться к чрезмерной сложности доказательства, что отвлечет их внимание от самого главного момента этой теории — психологических последствий вечного повторения».

Брейер промолчал. Он выглянул в окно фиакра и покачал головой.

«Давайте поставим вопрос иначе, — продолжал тем временем Ницше. — Разве не можете вы допустить, что вечное возвращение возможно ? Нет, подождите, мне не нужно даже это! Скажем просто, что оно возможно или только лишь возможно. Этого вполне достаточно. Несомненно, легче поверить в существование вечного повторения и доказать его, чем поверить в сказку о вечном проклятии! Что вы теряете, соглашаясь признать такую возможность? Сможете ли вы тогда думать об этом иначе как о «пари Ницше»?» Брейер кивнул.

«Тогда я настаиваю, чтобы вы подумали и о том, как вы можете использовать вечное возвращение в вашей собственной жизни — не абстрактно, но сегодня, сейчас, максимально конкретно!»

«Вы намекаете, — сказал Брейер, — что каждое мое действие, вся боль, которую я испытываю, — все это будет происходить со мной в бесконечности?»

«Да, вечное возвращение предполагает, что любое действие, которое вы выбираете, вы должны быть готовы избрать для себя на вечность. Это же утверждение справедливо и для любого несовершенного действия, для любой мертворожденной мысли, для любой не избранной вами альтернативы. И вся не прожитая вами жизнь останется наростом внутри вас — жизнь, которую вы никогда уже не сможете прожить. И не услышанный вами голос совести будет вечно взывать к вам».

Брейер был полностью сбит с толку; ему было трудно слушать. Он попытался сосредоточиться на массивных усах Ницше, ползущих вверх и вниз на каждом слове. Так как он не мог видеть рот и губы Ницше, он не мог предугадать, что скажет его собеседник. Иногда Брейер перехватывал взгляд Ницше, но, заглянув в эти колючие глаза, переходил на мясистый, мощный нос или вверх, на густые нависающие брови, которые были похожи на надглазные усы.

Наконец Брейер смог вставить вопрос: «То есть, как я понял, вечное возвращение обещает в некотором роде бессмертие?»

«Нет! — горячо возразил Ницше. — Я говорю о том, что жизнь нельзя изменить, нельзя оборвать ради некой перспективы жизни в будущем. Бессмертна именно эта жизнь, этот момент. Нет никакой жизни после смерти, никакой цели жизни, апокалиптического трибунала или Судного дня. Этот момент будет всегда, и вы, только вы сами, будете своим собственным слушателем».

Брейер вздрогнул. Когда он начал лучше понимать мрачные перспективы предложения Ницше, он прекратил сопротивление и весь превратился в сосредоточенное внимание.

«Йозеф, я еще раз повторяю, позвольте этой идее завладеть вами. И позвольте мне задать вам еще один вопрос: нравится ли вам эта идея ?Или нет?»

«Она мне не нравится !— Брейер почти перешел на крик. — Жить вечно, думая о том, что я не жил, не чувствовал аромата свободы, — эта идея вселяет в меня ужас».

« Тогда, — настаивал Ницше, — живите так, как вам нравится!»

«Все, что мне сейчас нравится, Фридрих, — это мысль о том, что я выполнил свой долг перед окружающими».

«Долг? Может ли долг взять верх над любовью к себе и вашим собственным поиском безусловной свободы? Пока вы не нашли себя, понятие «долг» остается всего лишь эвфемизмом для использования других людей для собственного роста».

Брейер собрался с силами для очередного возражения: «Такая вещь как долг перед окружающими существует, и я был предан этому долгу. В этом, по крайней мере, я имею смелость быть уверенным».

«Лучше, Йозеф, намного лучше иметь смелость менять свои убеждения. Долг и преданность — это обман, мистификация, занавес, за которым можно укрыться. Самоосвобождение — это священное нет, даже долгу». Брейер в страхе смотрел на Ницше. «Вы хотите обрести себя, — продолжал Ницше. — Как часто я слышал это от вас? Как часто вы жаловались, что так и не познали свободу? Ваше великодушие, ваш долг, ваша преданность — это стены вашей же тюрьмы. Вы не сможете выжить с такими вот мизерными достоинствами. Вы должны научиться осознавать собственную слабость. Свобода не может быть частичной: ваши инстинкты тоже изголодались по свободе; дикие собаки в вашем чулане заходятся лаем, они рвутся на свободу. Прислушайтесь, слушайте внимательно, — разве вы их не слышите?»

«Но я не могу быть свободным, — взмолился Брейер. — Я связан священным брачным обетом. На мне долг перед моими детьми, моими студентами, моими пациентами».

«Чтобы вырастить детей, вы должны вырасти сами. Иначе вы будете заводить детей от одиночества, под влиянием животных инстинктов или чтобы законопатить дыры в себе. Ваша задача как родителя состоит не в том, чтобы произвести на свет свое подобие, очередного Йозефа, — это более высокое предназначение. Задача состоит в том, чтобы произвести на свет творца. А ваша жена, — безжалостно продолжал Ницше. — Разве брак не стал для нее такой же тюрьмой, как и для вас? Брачный союз не должен становиться тюрьмой, он должен быть садом, в котором выращивается нечто возвышенное. Возможно, единственный способ спасти ваш брак — это расторгнуть его».

«Я дал священный супружеский обет».

«Брак есть нечто большое. Это многое значит — всегда быть вдвоем, сохранить свою любовь. Да, брак священен. И все же…» — Ницше замолчал.

«И все же?..» — переспросил Брейер.

«Брак священен. Но, — голос Ницше стал строже, — лучше разрушить брак, чем позволить ему разрушить себя!»

Брейер закрыл глаза и погрузился в глубокую задумчивость. До конца путешествия никто из них не произнес ни слова.


(Ирвин Ялом «Когда Ницше плакал», глава 20)



P.S. К сожалению, скопировать сюда всю книгу не представляется возможным.   

[NN]

Мысль дня...


Чем больше привязанностей, тем сложнее от них отвязаться.   

[NN]

... Сердце его бешено колотилось. Он откинулся на спинку сиденья и погрузился в обдумывание увиденного. «Эта медная табличка, мой венский кабинет, дом, в котором я вырос, теперь вот Берта — все они остаются на своих местах, я не являюсь необходимым условием их существования. Я случаен, заменяем. Спектакль Берты может проходить и без меня. Никто из нас для этого не нужен, даже сам господь бог. Ни я, ни Даркин, ни все наши преемники».

(Ирвин Ялом «Когда Ницше плакал», глава 21)


P.S. "Всё случается...". Уж не читал ли Гурджиев немецких философов?   

[NN]

В современной психотерапии существует упражнение, которое называется «Кто я?»: каждый из участников берет семь листков бумаги, пишет на них семь ответов на вопрос «Кто я?» и складывает ответы в порядке значимости. После этого его просят брать по одному ответу, начиная с наименее важных, и критически оценивать то, чем для него является личность, которую он обозначил (разотождествить ее с собой), и так до тех пор, пока он не доберется до своего главного «я».

Точно так же поступал и Шопенгауэр: он постепенно избавлялся от негативных черт своего характера, пока не доходил до того, что считал в себе самым важным.

Когда порой я чувствовал себя несчастным, это случалось потому, что я принимал себя за кого-то другого, а не за того, кто я есть на самом деле, и оплакивал горе и несчастья того, другого человека. Так, к примеру, я одно время принимал себя за лектора, который никак не может стать профессором, потому что никто не хочет слушать его лекции; или за кого-то, о ком один ничтожный человек отозвался дурно, а другой распространяет небылицы; или за любовника, от которого отвернулась девица, в которую он страстно влюблен; или за больного, который по своей болезни вынужден сидеть взаперти в своих четырех стенах; или за какого-нибудь другого страдальца, пораженного подобными несчастьями. Но я не был ни одним из них — все они были подобны ткани, из которой сшито мое пальто: какое-то время я носил его, но очень скоро сменил на другое.

Но тогда кто же я? Я тот человек, который написал «Мир как воля и представление», книгу, в которой содержится решение важнейшей проблемы существования, возможно, отменившее все предыдущие решения… Я есть этот человек, и что же может потревожить его в те недолгие дни, что отпущены ему судьбой? (Артур Шопенгауэр)


(Ирвин Ялом «Шопенгауэр как лекарство», глава 35)


P.S. Похоже на "раздевание" луковицы. Но и это ещё не всё.   

[NN]

Не распознать нектар настоящего учителя это еще полбеды. Хоть надежда остается.

(Отсюда.)


«Надежда? Надежда — это самое большое зло! — Ницше почти кричал. — В книге «Человеческое, слишком человеческое» я выдвигаю предположение о том, что когда Пандора открыла ящик и все беды и напасти, заточенные в него Зевсом, выбрались в наш мир, осталось одно-единственное, никому не известное зло, — надежда. С тех самых пор человек ошибочно считает коробку и ее содержимое — надежду — вместилищем удачи. Но мы забываем о том, что Зевс пожелал, чтобы человек продолжал позволять издеваться над собой. Надежда — это худшее из зол, она продлевает мучения».

«То есть вы имеете в виду, что человек должен сократить процесс умирания, если он хочет этого?»

«Это один из вариантов выбора, но только в свете абсолютного знания».


(Ирвин Ялом «Когда Ницше плакал», глава 6)



От себя: "надежда всегда умирает последней" - сначала умирает человек, а затем и его надежда.



P.S.

Сожаление - это разновидность индульгирования с обращённостью в прошлое.

Надежда - разновидность индульгирования с обращённостью в будущее.

Здесь-и-сейчас исчезает, и человек начинает блуждать в этих "двух соснах".

[NN]

Небольшая перекличка, или перестук с разных сторон стены... Блин, как на зоне... Взрослые же люди и "вроде не бездельники невротики и могли бы жить"... (это так, к слову)   

Г-н Чаттерджи берётся за сложнейшую задачу: ему хочется проникнуть в тайну возникновения самой категории прекрасного. Он ставит на гипотезу, связывающую искусство с удовольствием от секса и еды.

Вспоминая работы предшественников, автор вновь обращает внимание читателя на то, что нас тянет к симметрии тела и лица, а также к математическим закономерностям, встречающимся в природе, которые выражаются в золотом сечении, рядах Фибоначчи и др. Г-н Чаттерджи полагает, что мы видим в этом гармонию и получаем эстетическое удовольствие, поскольку подобные вещи и явления активируют в мозге систему вознаграждения. Эта система (и мы вместе с ней) эволюционировала таким образом, чтобы, во-первых, наш биологический вид выжил (то есть сумел найти пропитание и подходящего партнёра для размножения), а во-вторых, впоследствии научился распознавать закономерности в природе и изобрёл математику. Иногда мы получаем удовольствие от того, что видим перед собой что-то красивое, а порой — радуемся тому, что разгадали какую-то загадку (вероятно, так появилось «концептуальное искусство»).

Отсюда

Взято из-за кордона, отсюда и выделено мной.


Контр-мнение:

Потрясающее открытие сделали учёные. Оказывается, симметрия вовсе не является непременным условием красоты и даже наоборот, способна лишить всякий образ естественности, одухотворённости, живости. Впрочем, древнегреческим скульпторам это было известно давно. Они намерено делали немного асимметричными лица своих изваяний. Посмотрите, например, на знаменитую статую Венеры Милосской, которая по праву считается эталоном красоты. Если приглядитесь, то наверняка заметите, что нос у неё немного смещён вправо, правое ухо немного ниже левого, да и глаза тоже расположены по-разному.

Полностью здесь.

Я на стороне контр-мнения.   

[NN]

— ... На днях я нашел у Эпиктета одно интересное место и размножил для каждого. Я сделал примерный перевод с латинского. — Филип вынул из портфеля какие-то листки бумаги, раздал их по кругу и, закрыв глаза, начал цитировать:

Когда корабль бросает якорь, ты идешь, чтобы принести воды, и зачерпываешь вместе с водой корешки и ракушки. Но мыслями ты должен быть на корабле, ты постоянно оглядываешься, как бы хозяин корабля не позвал тебя, он может позвать тебя в любое время, и ты должен повиноваться этому зову и выбросить все эти посторонние вещи, чтобы на тебя не смотрели как на овец, что связаны и брошены в трюм.

Так и с человеческой жизнью. И если вместо корней и ракушек у тебя появятся жена и дети, ничто не должно помешать тебе взять их. Но когда хозяин позовет тебя, беги на корабль, брось их и не оглядывайся. А если ты стар, не уходи далеко от корабля, потому что хозяин может позвать тебя в любую минуту, а ты можешь оказаться не готов.

Филип закончил и вытянул руки вперед, как бы говоря: «Вот так».

Группа молча погрузилась в чтение. На всех лицах застыло крайнее недоумение. ...

<...>

— Давайте, я попробую, — сказала Пэм, — в конце концов, литанализ мой хлеб. Основное правило такое: нужно отталкиваться от конкретного материала — в данном случае это корабль, ракушки, овцы и так далее — и двигаться к абстрактному. В общем, нужно спросить себя: что может символизировать корабль, путешествие или пристань?

<...>

—  Я думаю, — не дав Филипу ответить, вмешалась Пэм, — все станет на свои места, если подумать о корабле и путешествии не как о символе смерти, а как об истинной жизни. То есть, я хочу сказать, наша жизнь приобретает истинный смысл, лишь когда мы сосредоточены на самом процессе бытия, когда размышляем над загадкой существования. Если мы сосредоточены на том, чтобы «быть», ничто не заставит нас отвлечься на внешнее — в данном случае, на разные объекты на берегу — и забыться настолько, чтобы упустить из виду само существование.

Недолгое молчание. Все головы повернулись к Филипу.

 —  Абсолютно верно, — не без торжества объявил он. — Именно это я и имел в виду. Идея в том, что нужно опасаться потерять себя в жизненных развлечениях. Хайдеггер называл это падением или погружением в каждодневность жизни. Я знаю, Пэм, ты терпеть не можешь Хайдеггера, но я считаю, что его нелепые политические убеждения не должны лишать нас удовольствия знакомиться с его философией. В общем, перефразируя Хайдеггера, падение в каждодневность приводит нас к несвободе — как овец. ...

— Филип, — мне тоже кажется, что эта притча предупреждает нас о том, как опасно привязываться к чему бы то ни было, и предлагает нам размышлять над загадкой бытия — не беспокоиться о том, как обстоят дела, но пребывать в изумлении, что они вообще обстоят — что мы вообще существуем.

— Вот теперь я, кажется, начинаю что-то понимать, — произнесла Бонни, — только это что-то такое далекое и странное. Но какое здесь может быть утешение? Для Джулиуса, для нас?

— Лично для меня огромное утешение сознавать, что смерть наполняет смыслом мою жизнь, — с необычайным воодушевлением заговорил Филип. — Меня чрезвычайно успокаивает мысль, что ничто на свете не может повлиять на мою глубинную сущность — никакие мелкие тревоги, ничтожные победы или поражения. Меня не волнует, что у меня есть, кто и что обо мне думает, кто меня любит и кто не любит. Для меня счастье — быть свободным, чтобы размышлять над сущностью бытия.

<...>

— Что ж, как я уже тебе говорил, Филип, эта идея меня нисколько не успокаивает, нисколько. Если мое сознание исчезнет, какое мне дело до того, что моя жизненная энергия, мои молекулы или моя ДНК останутся витать где-то в космическом пространстве? Если бы единение со всем сущим было моей целью, мне было бы куда приятнее получить это при жизни, так сказать, во плоти. В общем, вот так. — Он отвернулся от Филипа, обвел глазами группу и остановился на Пэм. — Это было первое утешение, которое предложил мне Филип, а притча, которую вы держите в руках, стало быть, — второе.

<...>

— Пэм, ты делаешь страшные глаза, — заметила Ребекка. — Похоже на Индию? Джулиус, Филип, жаль, вас не было с нами в кафе, когда Пэм рассказывала про свои приключения в ашраме.

— Это точно, — отозвалась Пэм. — Я по горло сыта этими разговорами. «Откажись от привязанностей». «Отсеки собственное «я». Лично я поняла, что все это учит только одному — презирать жизнь. Взять хотя бы притчу Филипа — какую идею она несет? Что это за путешествие, что это за жизнь, когда ты не можешь наслаждаться ни миром, ни людьми, а только и думаешь, как бы поскорее отсюда уплыть? И это то, что я вижу в тебе, Филип. — Пэм повернула голову и теперь обращалась прямо к Филипу: — То, что ты предлагаешь, — что угодно, только не выход. Это бегство от жизни. Тупик. Ты не живешь. Ты даже не слушаешь. Когда я к тебе обращаюсь, у меня нет ощущения, что я говорю с живым человеком.


(Ирвин Ялом «Шопенгауэр как лекарство», глава 32)

[NN]

Недавно на форуме появилась новая (?) тема, которая получила очень интересное (для меня) продолжение - о так называемом "законе гравитации". Зацепило, и я решила немного поразмышлять об этом здесь, в своём "домике". Размышления эти носят скорее фантазийный характер, так как абсолютно не претендуют на научность, и, следовательно, будут квалифицированы большинством участников форума как троллинг. Так что, лучше здесь.

В теме были высказаны любопытные мнения, в частности, что закон гравитации является абсолютным (то есть нерушимым и не подвергающимся сомнению) законом, или одним из таковых. Но законом чего и где?

1) Начну с "чего". Если взять за точку отсчёта теорию "большого взрыва" (хотя в последнее время появились и противоположные мнения на этот счёт), то тогда всё должно было бы стремиться к центру, или к "падению вниз" (согласно этому "всемирному притяжению") и "сплющиваться" или уплотняться от массы (массивности, "центра тяжести") объектов, но во Вселенной все объекты из-за БЗ как раз, наоборот, разлетаются в разные стороны. А к чему они тогда стремятся/притягиваются? К другой "точке сборки" Вселенной, которая их притягивает к себе согласно так называемому абсолютному закону гравитации? Тогда что может быть этой другой точкой? Мы также можем видеть, что "закон гравитации" физически и диалектически нарушается даже внутри как бы устоявшихся гравитационных систем: будущим космонавтам создают на Земле (!) учебные, но настоящие (!), условия невесомости (где уже отсутствует эта самая гравитация!). То есть то, что считается абсолютным в одной среде (или в одном силовом поле), полностью нарушается в другом "измерении". Далее эти космонавты в летательных аппаратах уже летят, преодолев гравитационное поле Земли, в открытый Космос. Одинакова ли гравитации, скажем, на Луне, куда они высадились? На ум приходит только подпрыгивающая "лунная походка". Что-то с гравитацией на Луне не так, как на Земле. Следовательно, раз гравитация изменяется, она по определению уже не может быть абсолютной (неизменной).

Теперь можно взять в качестве примера падающие (может, взять в кавычки это слово?) объекты, например, метеориты (обломки разрушившихся больших космических объектов). Они упали на Землю из-за гравитации или же от смены своей космической траектории? Ведь раньше же этим массивным объектам (как и планетам солнечной системы) ничто не мешало оставаться как бы "в подвешенном состоянии" и быть уравновешенными друг другом, как не мешает и Земле или Луне оставаться на своих орбитах, не притягиваясь к чему-то из-за гравитации (центробежного тяготения к источнику притяжения). Выходит, гравитация не абсолютна, а, как бы это сказать, носит территориальный/месный (и относительный - по отношению к чему-то другому) характер. Уж не это ли имел в виду великий А. Эйнштейн под своей "теорией относительности"?

Тут мне подумалось о птицах, которые не падают с неба, а наоборот взлетают ввысь. А если и приземляются, то только для того, чтобы отдохнуть, а не из-за "закона гравитации". Они-то её как раз умело "нарушают". Или взять глубоководных. Все ли они поголовно всегда только лежат на дне (из-за гравитации)? Нет, конечно же. [Для них наш "закон гравитации" - это, скорее, закон, или лучше - "синдром усталости". Шутка.] Снова можно увидеть, что именно среда задаёт гравитацию или позволяет ей не быть. Но её возможно преодолеть (в примере с космонавтами), используя необходимые для этого механизмы и другие физические законы. Какой из этих законов считать главным, универсальным или абсолютным нет возможности сказать, если брать всё по отдельности, а не целиком. И возможно ли не неизменную вещь вообще называть "законом"?

2) Теперь о "где". Во Вселенной. Но гравитация внутри неё неодинакова. Эта "сила притяжения" входит во взаимодействие с другими силами, которые её либо проявляют, либо удерживают (от проявления), либо уравновешивают. В общем, ни одну действующую в мире силу невозможно назвать абсолютной - она всегда становится относительной по отношению к другим действующим силам.

Небольшое лирическое отступление. Мы похожи на обитателей "пещеры Платона" или блошек в банке (из недавнего выложенного на форуме видеоролика пользователем ket) - не видим дальше своего носа и дальше своей среды обитания. Именно эту устоявшуюся для нас "систему координат" мы и принимаем за "норму".

[NN]

Сознательная овца

"Человек, от которого я получил эту систему, рассказывал мне, что в некой школе они смогли с помощью специальных методов сделать сознательной овцу. Но она осталась всего лишь сознательной овцой. Я спросил у него, что они сделали с этой сознательной овцой. Он сказал, что они ее съели".

П.Д.Успенский. Дальнейшие записи.

(Отсюда.)



Вспомнился один забавный старый анекдот про экспериментаторов и подопытных крыс (приведу по памяти, в Инете не нашла).


Экспериментатор говорит своему лаборанту, указывая на одну из крыс в клетке:
- Посмотри, как я выдрессировал эту крысу: стоит ей захотеть есть, как она тут же нажимает на кнопочку, установленную в клетке!

Одна из подопытных крыс говорит своей соседке по клетке:
- Полюбуйся, как я выдрессировала этого экспериментатора: стоит мне захотеть есть, как я сразу же нажимаю на эту волшебную кнопочку в клетке, и он уже спешит ко мне с едой!


К чему я это? Это всё равно что смотреть на вещи с разных сторон подзорной трубы: каждый увидит только своё, и никогда ситуацию целиком. Большей же частью, увидит только другого смотрящего в подзорную трубу, но не себя как смотрящего.   

[NN]

Из своего старого и ранее неопубликованного поэтического творчества...


СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ
(по известной притче)


На свете жил человек,
Мечтавший о мире в добре.
И долог был его век…
И вот на смертном одре,

Он вспомнил жизненный путь
В короткий предсмертный час…
Когда он не смог вдохнуть,
Взор его тихо погас.

Он смысл бытия искал,
Стопы истирая в кровь.
Он в жизни всё испытал:
И ненависть, и любовь;

Познал он добро и зло;
Падения, взлёт и успех;
И горе горькое жгло;
И радость он знал, и смех.

Познал он горечь утрат,
Изведал стужу и зной,
Встречал восход и закат,
И шторм, и светлый покой…

Душа покинула плоть,
Пройдя небесный порог.
И принял его Господь
У царских своих чертог.

Пред Господом он предстал,
Всего лишь на волоске,
И Бог ему показал
Весь путь – следы на песке.

Следы на мокром песке,
Белейшем, как чистый снег,
Как седина на виске, –
Шёл Бог и шёл человек.

Он видел следы двоих,
Порой – лишь след одного,
Когда в скитаньях своих
Страдал он больше всего.

Узрев прерывистый след,
Вскричало Божье дитя:
«Зачем одного средь бед
Ты, Бог, оставлял меня?!»

Был взор Господний не строг –
Любовь лучилась в очах.
И чаду ответил Бог:
«Я нёс тебя на руках».


Лето 2006 г.


P.S. А зимой этого же года, под самый Новый год, умерла моя мама... Предчувствие?   

[NN]

Цитаты о смысле жизни и о самой жизни... Это лишь малая их толика, коих на самом деле необъятное множество - человечество всегда задавалось этими самыми важными для себя вопросами. Здесь представлены высказывания разных людей, разных эпох и разных мировоззрений...
 


 
В жизни дело идёт о жизни, а не о каком-то результате её. (И. Гёте)

В жизни легче дойти до ручки, чем до сути.

В жизни, как в грамматике: исключений больше, чем правил. (Р. Гурмон)

Важнейшая особенность «человеческой природы» — внутренне присущая человеку мотивация к «поиску здравого», которая, как только её освобождают, побуждает человека двигаться ко всё большей эффективности и удовлетворённости в жизни. (Дж. Бюджентал)

Важно не то, что мы сделали, а то, что мы делаем, пусть никогда не достигнув никакого результата. Важно не то, что мы есть сами по себе, а важен тот терпкий путь, которым мы вихляем в мешанине прочего мира.

Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем. (Пифагор)

Все, что изменяет нашу жизнь, — не случайность. Оно в нас самих и ждёт лишь внешнего повода для выражения действием.

Всю жизнь идти к цели можно, только если она постоянно отодвигается.

Главная жизненная задача человека — дать жизнь самому себе, стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий — его собственная личность. (Э. Фромм)

Глупо строить планы на всю жизнь, не будучи господином даже завтрашнего дня. (Сенека)

Даже у дворового пса подход к форме означает внюхиваться сперва в содержание.

Дай каждому дню шанс стать самым прекрасным в твоей жизни!

Два раза не живут, а много и таких, которые и одного жить не умеют. (Ф. Рюккерт)

Для чего мы живём, если не стараемся облегчить жизнь друг другу? (Т. Элиот)

Для чего мы, если задуматься, живём? Для того чтобы все таланты, отпущенные нам природой, развивались нам на радость и на радость людям…

Долгая жизнь не всегда есть лучшая жизнь. (Д. Элиот)

Если человек слишком часто задумывается о своём завтрашнем счастье, он может просто не заметить счастья сегодняшнего.

Живём только раз, зато до конца.

Жизнь — не страдание и не наслаждение, а дело, которое мы обязаны делать и честно довести его до конца.

Жизнь – не фильм, а ты не понял этого и продолжаешь жить по сценарию.

Жизнь – самая крупная халява, которую мы когда-либо получали.

Жизнь – человеческая игра по божественным правилам.

Жизнь — это мечта, воплоти её. Жизнь — это приключение, рискни.  Жизнь — это удача, не упусти её.  Жизнь — это драгоценность, не разрушь её.  Жизнь — это жизнь, борись за неё.

Жизнь — это то, что люди больше всего стремятся сохранить и меньше всего берегут. (Ж. Лабрюйер)

Жизнь — это то, что происходит, когда вы обдумываете другие планы. (Д. Леннон)

Жизнь все время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Жизнь даётся человеку один раз и, как правило, в самый неподходящий момент.

Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим её наделить. (И. Бергман)

Жизнь коротка, и поэтому не следует терять времени, нужно наслаждаться ею.

Жизнь похожа на собачью упряжку. Если вы не вожак — картина никогда не меняется.

Жизнь так коротка, что едва успеваешь её испортить.

Жизнь уходит по-английски — не попрощавшись.

Жизнь уходит так быстро, как будто ей с нами неинтересно.

Жизнь хитра! Когда у меня на руках все карты — она внезапно решает играть в шахматы…

Жизнь чаще похожа на роман, чем наши романы на жизнь. (Ж. Санд)

Жизнь щедро умудряла его опытом, и на склоне лет он был уже довольно опытным неудачником.

Жизнь это кросс, в котором каждый стремится вырваться вперёд, чтобы прийти к финишу последним.

Жизнь! Не так уж она хороша, но и не так плоха, как многим думается. (Мопассан)

Жизнью следует наслаждаться как превосходным вином, глоток за глотком, с передышкой. Даже лучшее вино теряет для нас всякую прелесть, мы перестаём его ценить, когда пьём как воду. (Л. Фейербах)

Жить — это бороться; бороться — это жить. (П. Бомарше)

Жить надо так, чтобы не бояться продать своего попугая самой большой сплетнице города. (Ю. Тувим)

Задача жизни не в том, чтобы быть на стороне большинства, а в том, чтобы жить согласно с внутренним, сознаваемым тобой законом. (М. Аврелий)

Земля в солнечной системе играет роль сумасшедшего дома.

Иногда в моей жизни бывают такие моменты, когда я чувствую, что я именно там, где должна быть, занимаюсь тем, чем должна. Я всегда обращаю на них внимание. Как будто это сигналы из космоса, которые дают мне знать, что я на верном пути.

Используй каждый шанс, он может быть последним…

Каждый человек имеет право жить столько, сколько сможет. (Сомерсет Моэм)

Карп должен жить в пруду, ибо именно там карп на своём месте, гармонично сливается с придонной тиной, и нечего ему, карпу, делать в быстрых водах горной речки.  Возомнивший себя форелью карп не имеет шансов исполнить своё природное предназначение. Надобно делать то, что умеешь, и быть на своём месте, в этом и состоит естественность, порождающая гармонию.

Когда жизнь экзаменует, первыми сдают нервы.

Когда мы напуганы, то стремимся всё подчинить своему контролю. Таким образом, мы не допускаем в своей жизни положительных изменений. (Луиза Хей)

Когда на твой вопрос отвечает философ, перестаёшь понимать вопрос.

Когда нечего терять, теряют принципы.

Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным. (Сенека)

Кто хочет жить для других, не должен пренебрегать собственной жизнью.

Кто часто оглядывается в прошлое, теряет веру в лучшее будущее (В. Швебель)

Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идёт на бой.
(И. Гёте)

Лучше хвалить жизнь, чем ругать её и всё же жить.

Лучшие и прекраснейшие вещи в мире нельзя увидеть, к ним нельзя даже прикоснуться. Их надо чувствовать сердцем.

Любимая игра людей – в ящик; хоть по разу, но сыграет каждый.

Люди должны знать: в театре жизни только Богу и ангелам позволено быть зрителями. (Ф. Бэкон)

Люди дурные живут для того, чтобы есть и пить, люди добродетельные едят и пьют для того, чтобы жить. (Сократ)

Мало найти своё место в жизни, надо найти его первым.

Мало найти себе надёжный источник пропитания, хотя этому поиску многие безуспешно посвящают всю свою нехитренькую жизнь. Самое главное — найти своё высшее, особое предназначение, а это так непросто, так непросто… что многие даже и не пытаются.

Мера жизни не в её длительности, а в том, как вы её использовали. (М. Монтень)

Мираж — это реальность исчезновения.

Миссией человека на земле является установление ясности… Ясность — не сама жизнь, а полнота жизни. (Хосе Ортега-и-Гассет)

Мы все рождаемся мокрые, голые и голодные. И это только начало.

Мы должны сжечь себя в своём собственном пламени: как иначе хотел бы ты обновиться, не обратившись сперва в пепел! (Ф. Ницше)

Мы живём не для того, чтобы есть, а едим для того, чтобы жить. (Сократ)

Мы не допускаем в своей жизни положительных изменений. Доверьтесь жизни.

Мы не знаем, как поступить с нашей коротенькой жизнью, но все-таки желаем жить вечно. (А. Франс)

Мы не можем вырвать ни одной страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь самую книгу. (Ж. Санд)

Мы не получаем жизнь короткой, но делаем её таковой. (Сенека)

Мы никогда не живём, мы лишь надеемся, что будем жить. (Вольтер)

Мы часто гонимся за тем, что нам, по сути, и не надо…

На небо не поднимешься седьмое,
В себе не победив начало злое.

Над каждым из живущих - вековые висят вопросы жизни роковые, и правильно, боюсь я, отвечает лишь тот, кто их в упор не замечает. (И. Губерман)

Не жалуйтесь на судьбу. Ей, может быть, с вами тоже не очень приятно.

Не завидуй тому, кто сильней и богат.
3а рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся, как с данной тебе напрокат.
(Омар Хайям)

Не смотри на жизнь мрачнее, чем она на тебя!

Не ссорься по пустякам, не обижайся на глупости, все мы вправе делать ошибки… цени того, кто рядом с тобой и даёт повод улыбаться и жить.

Нет поэзии в безмятежной и блаженной жизни! (Д. Давыдов)

Ни к кому не ходить на поклон и не ждать, что придут на поклон к вам, — вот отрадная жизнь, золотой век, естественное состояние человека! (Ж. Лабрюйер)

Однажды ты у меня спросишь, что я люблю больше — тебя или жизнь? Я отвечу, что жизнь. Ты уйдёшь, так и не узнав, что жизнь — это ты…

Пессимист — думает, оптимист — делает.

По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться. (М. Твен)

Жить хорошо, а умереть придётся.

Половину нашей жизни губят родители, а вторую половину — дети. (К. Дарроу)

Радуйся жизни, пока жив, ибо мёртвым ты будешь долго.

Река, безвозвратно уносящая все с собой, постоянно обновляется, хотя составляющие её капли теряются в океане, который поджидает её где-то впереди. (Нэнси Като)

Самое вредное – это жизнь. От неё все умирают.

Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить. (Э. Ремарк)

Смерть — это когда человек закрывает глаза на всё.

Смысл страдания — лишь неизбежного страдания, конечно, — самый глубокий из всех возможных смыслов. (В. Франкл)

Утешиться может только тогда, когда поймёшь, что жизнь в содержании, а не в сосуде. (Л.Н. Толстой)

Хаотично движутся только молекулы и придурки.

Хотя мальчишки побивают лягушек камнями ради забавы, но лягушки умирают по-настоящему. (Плутарх)

Цель — это путь во времени. (К. Ясперс)

Цель жизни — жизнь!? Если глубоко всмотреться в жизнь, конечно, высшее благо есть само существование. Нет ничего глупее, как пренебречь настоящим в пользу грядущего. Настоящее есть реальная сфера бытия… (А.И. Герцен)

Счастье — то, что чувствует любой человек, совпавший со своим предназначением.

Цель, и единственная цель, нашей жизни заключается в том, чтобы искоренить страсти и заменить их противоположными добродетелями. (Варсонофий Оптинский)

Часто для того, чтобы жить, надо больше мужества, чем чтобы умереть. (В. Альфиери)

Человек был сделан в последний день творения, когда бог уже утомился. (Марк Твен)

Человек создан, чтобы мечтать, чтобы сражаться, а не смиряться со своей участью. Таков закон эволюции. Но главное, человек создан для поэзии. Утопия и есть поэзия. А поэзия всегда побеждает реальность.

Человек строит первую половину своей жизни так, чтобы испортить вторую.

Человек ушёл от простейших к запутавшимся.

Человеческая жизнь похожа на коробку спичек. Обращаться с ней серьёзно — смешно. Обращаться несерьёзно — опасно. (А. Рюноскэ)

Число годов ещё не свидетельствует о длине жизни. Жизнь человека измеряется тем, что он в ней сделал и прочувствовал. (С. Смайлс)

Чтобы ваши размышления о высоких материях не были прерваны самым бесцеремонным образом — закрывайте дверь туалета на шпингалет…

Чтобы сделать в мире что-нибудь достойное, нельзя стоять на берегу, дрожа и думая о холодной воде и опасностях, подстерегающих пловцов. Надо прыгать в воду и выплывать, как получится. (С. Смит)

Чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь…

Я понимаю, что очень обидно жить, когда нет почвы под ногами, но её нет! (А.Ш. Тхостов)

Жизнь требует от нас знания худшего, чтобы делать из него лучшее. (Олпорт Гордон)

Оглянитесь на только что прошедший час, как если бы он был для вас последним часом на земле, и вы только что осознали, что умерли. Спросите себя, довольны ли вы последним часом своей жизни? (Г.И. Гурджиев)


Источник

[NN]

Взять хотя бы начало его блистательного трактата «Смерь и ее отношение к неразрушимости нашего существа»: «Когда в обыденной жизни кто-нибудь из многочисленных людей, желающих знать, ничему не учась, предлагает вопросы относительно загробного существования, то наиболее подходящим и правильным ответом является следующий: "после своей смерти ты будешь тем, чем был до рождения"».


(Ирвин Ялом "Шопенгауэр как лекарство", глава 25, выделено мной)


P.S. Так каким же (по названию одной из местных тем) себя "вспоминать"? ЖИВЫМ!!! Ведь, в сущности, ничего абсолютно своего у человека НЕТ.

[NN]

Глава 28. Пессимизм как образ жизни

Нет роз без шипов. Но много шипов без роз.

 
Главный труд Шопенгауэра, книга «Мир как воля и представление», был написан, когда автору не было и тридцати. Он вышел в свет в 1818 году. Второй том был опубликован в 1844-м. В этой работе поразительной масштабности и глубины Шопенгауэр излагает свои наблюдения в самых разных областях знания — логике, этике, теории познания и восприятия, естественных науках, математике, красоте, искусствах, поэзии, музыки, метафизики, отношений человека к другим и к самому себе. Человеческое бытие рассматривается здесь в самых мрачных аспектах: смерть, одиночество, бессмысленность и страдания как неотъемлемая часть нашей жизни. Принято считать, что по объему выдающихся мыслей эта работа значительно превосходит любое другое философское сочинение, за исключением разве что трудов Платона.

Сам Шопенгауэр не раз высказывал пожелание и надежду на то, что потомки будут помнить его именно за этот грандиозный труд. Позднее он опубликует еще одну значительную работу: это будет двухтомник философских размышлений и афоризмов под названием «Parerga и Paralipomena», что в переводе с греческого означает «пропуски и дополнения».

Появившиеся на свет в то время, когда о психотерапии еще не могло быть и речи, труды Шопенгауэра тем не менее поразительно напоминают то, что мы сейчас подразумеваем под этим понятием. «Мир как воля» начинается с критики и развития теории Канта. Кант произвел переворот в философии, заявив, что человек скорее создает реальность, чем ее ощущает. Он исходил из того, что наши физические ощущения, проходя через нервный аппарат, трансформируются и затем, вновь собираясь в мозгу, представляют нам картину, которую мы называем реальностью, но которая на самом деле является химерой, фикцией, существующей только в нашем познающем и анализирующем сознании. В самом деле, такие категории, как причина и следствие, последовательность, множество, пространство и время, являются созданием нашего мозга, а вовсе не реальными сущностями мира, лежащего «вовне».

Более того, мы не можем «видеть» ничего, кроме нашей собственной версии того, что происходит «вовне». Мы никоим образом не можем знать, что «на самом деле» находится «там», то есть постичь сущность, лежащую за пределами наших ощущений и нашего сознания. Эта первичная сущность, которую Кант назвал Ding an sich, «вещь в себе», будет и должна оставаться для нас непознаваемой.

В отличие от Канта Шопенгауэр — впрочем, соглашаясь с тем, что мы никогда не сможем познать «вещь в себе», — считал, что мы можем подойти к ней гораздо ближе, чем это допускает Кант. По его мнению, Кант проглядел основной источник информации о мире, данном нам в ощущениях, или феноменальном мире: наше собственное тело. Наше тело есть материальный объект, оно существует во времени и пространстве, и каждый из нас знает о нем достаточно много — это знание происходит не от внешнего восприятия и не от мыслительной деятельности, но от прямого знания изнутри, знания, вытекающего из ощущений.

От своего собственного тела мы получаем знание, которое мы не можем определить в понятиях и передать другим, потому что подавляющая часть нашей внутренней жизни нам неизвестна. Она вытеснена из сознания и не допускается в него, потому что знание нашей глубинной природы (ненависть, страх, зависть, сексуальные желания, агрессия, корысть) причинило бы нам больше страданий, чем мы могли бы вынести.

Звучит знакомо, не правда ли? Да ведь это же старик Фрейд с его бессознательными, примитивными процессами, с его ид, вытесненным сознанием и самообманом. Разве не очевидны здесь зачатки и первые ростки будущего психоанализа? А ведь главный труд Шопенгауэра был опубликован за сорок лет до появления Фрейда на свет. В середине девятнадцатого века, когда Фрейд (а с ним и Ницше) еще ходили в школу, Артур Шопенгауэр был уже самым читаемым философом Германии.

Как же мы понимаем эти бессознательные силы? Как можем передать их другим? Хотя они не могут быть осмыслены, мы можем ощущать их и, по Шопенгауэру, передавать напрямую, без слов, через искусство. Вот почему Шопенгауэр более других уделял внимание искусству — в особенности музыке.

А половая любовь? Шопенгауэр однозначно заявляет, что сексуальные переживания играют определяющую роль в поведении человека. Здесь он вновь выступает как отважный первопроходец: никто из прежних философов не хотел (или не решался) посвятить себя изучению этой сферы и ее безусловной важности в жизни человека.

А религия? Шопенгауэр станет первым из значительных философов, кто построит свою систему на позициях незыблемого атеизма. Он будет яростно и убежденно отвергать любую веру во все сверхъестественное, заявляя, что мы, напротив, живем в пространстве и времени, а потому любые нематериалистические измышления есть не что иное, как ложь и бессмыслица. Несмотря на то что многие философы — Гоббс, Юм и даже Кант — нередко проявляли склонность к агностицизму, никто из них не решался откровенно признаться в собственном неверии, и их можно было понять: их личное благосостояние целиком и полностью зависело либо от государства, в котором они жили, либо от университета, в котором работали, что, естественно, удерживало их от любых антирелигиозных высказываний. Артур же никогда ни от кого не зависел, а потому был свободен писать все, что ему вздумается. Кстати, по той же самой причине, за полтора столетия до Шопенгауэра, Спиноза отказывался от университетских должностей, предпочитая скромно шлифовать линзы.

Какие же выводы извлекает Шопенгауэр из внутреннего знания собственного тела? Внутри нас и повсюду в природе существует непрестанная, неутомимая, вечная первичная жизнь, которую он называет волей. «Куда мы ни взглянем, — пишет он, — мы видим это стремление, составляющее ядро и в себе каждой вещи». Что есть страдание? Это «задержка, которую это стремление терпит от преграды, возникающей между нею и ее временной целью». А что же есть счастье, благополучие? Это «достижение цели».

Мы хотим, хотим, хотим, хотим. Десятки желаний одновременно томятся в подсознательной области каждого человеческого существа, стоящего на определенном уровне развития. Воля неустанно толкает нас вперед, и едва мы успеваем удовлетворить одно желание, как тут же ему на смену приходит другое, а за ним третье, четвертое — и так без конца.

Человеческая жизнь, по мнению Шопенгауэра, есть цепь мучительных страданий. Он сравнивает их с муками Тантала или с мифическим огненным колесом Иксиона: Иксион, царь, осмелившийся перечить Зевсу, был в наказание привязан к пылающему колесу, что вращалось вечно; Тантал за свою непочтительность к Зевсу был осужден на вечные искушения соблазнами, которые он никогда не мог удовлетворить. Человеческая жизнь, говорит Шопенгауэр, вечно вращается вокруг оси желаний, за которыми приходит насыщение. Но удовлетворяет ли нас это насыщение? Увы, лишь на время. Почти немедленно вслед за насыщением наступает скука, и мы снова приходим в движение — на этот раз чтобы избежать ее мучений.

Непосильный труд, беды и вечные тревоги — вот что суждено большинству из нас на протяжении всей нашей жизни. Но если бы все желания исполнялись, едва успев возникнуть, — чем бы тогда наполнить человеческую жизнь, чем убить время? Если бы человеческий род переселить в ту благодатную страну, где в кисельных берегах текут медовые и молочные реки и где всякий тотчас же, как пожелает, встретит свою суженую и без труда ею овладеет, то люди частью перемерли бы со скуки или перевешались, частью воевали бы друг с другом и резали и душили бы друг друга и причиняли бы себе гораздо больше страданий, чем теперь возлагает на них природа.

Но отчего скука видится нам такой мучительной? Почему мы спешим поскорее избавиться от нее? Потому что в состоянии скуки ничто не отвлекает нас от страшной, неприкрытой правды жизни — от осознания собственного ничтожества, бессмысленности существования, неумолимого приближения старости, а за ней и смерти.

Следовательно, что есть человеческая жизнь, если не непрерывный круговорот: желание — удовлетворение — скука — и снова желание? Но для всех ли живых существ дело обстоит именно так? Тяжелее всех человеку, отвечает Шопенгауэр, потому что с развитием мыслительных способностей сила страдания неизмеримо возрастает.

Так счастлив ли кто-нибудь на земле? Возможно ли счастье? Шопенгауэр полагает, что нет.

Прежде всего, никто не счастлив, но в течение всей своей жизни стремится к мнимому счастью, которого редко достигает, если же и достигает, то только для того, чтобы разочароваться в нем; обычно же каждый возвращается в конце концов в гавань претерпевшим кораблекрушение и без мачт. Так что нет разницы, быть или не быть счастливым, поскольку жизнь есть всего лишь мгновение, которое вечно ускользает от нас, вот оно есть — и вот его уже нет.
 
Жизнь, это неизбежное и трагическое движение вниз, не только жестока, но и непредсказуема:

Мы похожи на ягнят, которые резвятся на лугу в то время, как мясник выбирает глазами того или другого, ибо мы среди своих счастливых дней не ведаем, какое злополучие готовит нам рок — болезнь, преследование, обеднение, увечье, слепоту, сумасшествие или смерть.

Довели ли эти пессимистические выводы Шопенгауэра до отчаянья или дело обстояло как раз наоборот и его собственные жизненные неудачи заставили его прийти к выводу, что жизнь — скверная штука, которой и вовсе не стоило являться? Скорее всего он и сам этого не знал и часто напоминал нам (и самому себе), что эмоции обладают свойством омрачать и искажать наше знание: что целый мир улыбается нам, когда у нас есть основания для радости, и становится мрачным и хмурым, если в душе печаль.

(Ирвин Ялом «Шопенгауэр как лекарство», глава 28)


P.S. Привела эту главу из книги полностью, так как она того заслуживает. Здесь философия объединилась с психологией. Более того, психология - это продолжение философии, из недр которой она и возникла. А в этом замечательном отрывке мы видим, что известный "всемирный пессимист" (и, я бы сказала, - провозвестник экзистенциализма) Артур Шопенгауэр вторил библейскому Екклезиасту в том, что "всё - суета сует". Но у этой, как и у любой, медали есть две стороны: либо относиться к жизни пессимистично, с тошнотой (как в одноименной книге экзистенциалиста Сартра "Тошнота") и со страхом смерти, либо выбрать, к чему и призывал Царь Соломон, - жизнерадостность, то есть радость жизни. Ведь бесчувственной вселенной абсолютно всё равно, счастлив ли человек или нет, это выбор самого человека.