Утешение неисцелимым

[годидзе]

* * *

Пришёл и не хотел
ни утешения, ни дома, ни лекарства.
Но – винограда, спящего у медленных ворот,
но тёмного терновника, но меди колокольной,
но каменного мёда из расселин
на северном обрыве, там, где воздух
прочнее вереска. О чём ещё просить.

Не обмани меня, похожий на свечу,
открой мне книгу, да любую книгу,
и колокол на речь переведи, да, речь его сквозную
на шелест человечий.
Есть ли такая молитва – что скажешь вслух,
и тебя унесёт в океан, и тебя в океан
утащит солёная лапа, бескрайняя пена,
прямо в зелёное сердце его,
в бьющееся, кружащееся сердце его,
не обмани меня, есть ли такая молитва?

Ты ни одной молитвы не услышишь,
как ни пытайся, головы не склонишь
и не услышишь. Будто сам не знаешь,
что у тебя под кожей птичье войско,
что у тебя под сердцем птичье войско,
там княжеское злое войско у тебя,
за ним шатры горят, за ним пылает поле,
ты ни одной молитвы не услышишь, в руках
непрочных не удержишь, как держат камень или нож.
И если бы однажды человек сумел случайно
поджечь морскую воду – это был бы ты.
Пока стоишь один, и колокол, и полдень,
не вымолишь себе другие руки,
другое сердце попроси: он всё отнимет –
и всё отдаст…

Умер ли, подался ли в мореходы, не знает
даже тот, кто с восхода до сумерек смотрит
на дорогу к солёной воде,
на большую дорогу к солёной воде – смотрит
всякий раз, отрываясь от книги, и книге недолго
оставаться пустой, потому что должно быть
моление об океане,
о терновом кусте,
о неведомом винограде,
чтобы читать его вслух, как воздух,
который вдыхаешь – и знаешь,
что вдохнул его в е с ь.
Утешение неисцелимым.

Екатерина Перченкова