Химера Себея лишена обояния, у неё седые виски и холодные руки.
От её дыхания рвётся воздух, леденеет ртуть и замерзают звуки.
Она уже сто лет с открытыми глазами спит, хотя её невозможно увидеть раздетой.
За это время много воды утекло, её глаза покрылись плесенью и стали белого цвета.
Солнце остывало, зрело новым месяцем, небо стало частью океана.
Всё, к чему не прикоснулось сердце, истлело и растеклось по памяти туманом.
Если утром ливень, значит летом - осень, вечером - тихий ужин и новости.
Мне трудно понять, зачем и кому эту чашу я должен куда-то нести.
Каждый раз мои зубы крошаться, когда говорят о любви и законе.
Пытаясь прыгнуть выше крыши, я знаю, что могу приземлиться в сумашедшем доме.
Когда смотрю на головы святых, то вижу чудный урожай картофельного пoля.
А я река-вода, небо в зеркале дна, подо льдом - пелена... я проездом в юдоли.
Есть версия, что Путь в конечном счёте длинный, но в основных чертах не труден.
Я не уверен, смогу ли оставаться человеком, когда меня выведут в люди.
У этого недуга отсутствует имя, мне скучно плутать в лабиринтах поиска смыслов.
Я сомневаюсь, хвaтит ли у меня времени себя досчитать, когда закончатся числа.
Я видел кино, на экране покойник казался живым из-за мелькания кадров.
Сюжет беспонтовый, не спорю, я разное видел, но знаешь - мне холодно, падре.
Здесь большинство по сути не живых, порой мне кажется, что это - сновиденье.
Себея спит... а я себе на титульном листе стираю месяц, день и год рожденья.