ЛоЛа! Спасибо!!!
32
Я подошел к гаражу, как и было оговорено в семь часов вечера. На лавочке вместе с Валентином Ивановичем сидели еще пять мужчин, среди которых я узнал только Леху Гапея и Саню Чистякова. Я поздоровался и опустился рядом на корточки. Все как-то сосредоточенно молчали. Я еще подумал, что ждут кого-то, но никто не подходил. А где-то в половину восьмого по знаку дядьки Вальки народ резко поднялся и направился в сторону котельной.
Батайская архитектура приедается местным жителям, но приезжего некоторые детали могут повергнуть в тяжелое изумление. Котельная с ее огромной кирпичной трубой заметное архитектурное произведение в моем микрорайоне, но то, что ее окружает, не поддается никакому рациональному объяснению. Со всех сторон этот источник коммунального тепла окружен гаражами и гаражиками, сараями и сарайчиками, толпящимися без всякого порядка хаотичной массой на многие сотни метров, перекрывая не только подъезды, но и подходы друг к другу, образуя лабиринты, которые почище любого леса сбивают с толку и долго не выпускают из своих узеньких проходов неместных путников осмелившихся войти в это контейнеро-фанерное безумие.
Дядька Валька в отличие от нас хорошо ориентировался в этом «лесу». Мы, молодые парни все время спотыкались и отставали от пожилого учителя. Он же шел легко и спокойно, явно наслаждаясь смыслом разнообразных надписей украшавших бесконечные стены. Я не знал тогда еще, что большая часть этих надписей имела эзотерическое значение. Меня мучила одышка. Правой рукой я пытался успокоить невыносимую боль в боку, левую держал перед собой, чтобы в случае падения опереться на руку и не порезать лицо об осколки бутылок, разбитых миллионами в этих металлических джунглях.
Мы шли должно быть не меньше часа, пока не остановились на относительно чистой и просторной поляне, безнадежно затерянной где-то в самом центре гаражного мира. Всего два узких прохода вели в этот уютный оазис. По одному из них на мягкую вьющуюся травку выползли мы. По другому, совершенно нам синхронно, вышли шестеро незнакомых молодых мужчин во главе с моим соседом дядькой Сашкой.
Кое-как кивнув друг другу и пробурчав нечленораздельные приветствия, обе команды повалились на траву и организовали перекрестное болезненное постанывание. И только Валентин Иванович с дядькой Сашкой, словно не было никаких переходов, сели за длинный узкий столик посреди поляны, и стали весело болтать о каких-то кактусах, что показалось мне вполне логичным, в свете утреннего разговора об индейцах, стремящихся попасть в Красную армию.
Стемнело. Где-то за гаражами, казалось в другом мире, одинокая женщина громко ругала скулящую собаку. Здесь, на поляне было как-то по-домашнему уютно. Зажегся яркий фонарь на столбе. На быстро чернеющем небе прорисовались новые звездные миры. Люди постепенно рассаживались по обе стороны стола, причем с одной стороны садились ученики Валентина Ивановича, с другой ребята дядьки Сашки.
Когда все расселись, слово взял дядька Сашка:
- Уважаемые индейцы и красноармейцы. По доброй традиции я приветствую вас на ежемесячном товарищеском матче наших команд. Надеюсь, что банальная фраза «победила дружба» сможет, наконец, достучаться до сознания некоторых из наших членов. Может Валь, ты хочешь чего сказать?
Поднялся Валентин Иванович:
- Леша! – обратился он к Гапею. – Начинай!
Леша кивнул, вскочил из-за стола, причем синхронно ему вскочил паренек из команды противников. Дядька Сашка уже зажег лампу на отдельно стоящем на краю поляны столе, взявшемся непонятно откуда. Опытные бойцы радостно загудели, предвкушая то ли запах битвы, то ли что-то еще. А перед нами вдруг образовались запотевшие ряды полуторалитровых пластмассовых бутылок с пивом «Дон». Это Леха с напарником подтащили из ближайшего, распахнутого сейчас настежь гаража огромные багажные сумки, набитые как оказалось не только пивом, но и разнообразнейшей закуской. Все зашевелились, расставляя, наливая, накладывая, и я со странным чувством обнаружил некое скрытое единение, охватившее вдруг этих загадочных людей. Я вообще-то никогда не был сторонником авторитарных методов и жесткой централизации. Наоборот, я всегда сочувствовал восстаниям Спартака и Савмака. Мне и фильмы нравились такие, где кто-то маленький восстает против гнета кого-то большого и бьется до смерти. А тут у меня чуть ли слезу не вышибло, когда я обнаружил прямо противоположную картину. Ощущение было, будто не отдельные люди вокруг, а загадочный единый организм. Каждый будто знал, что делают в одно мгновение все остальные. Я видел, как Санек Чистяков не глядя протягивал руку, а паренек из соперников вкладывал ему в ладонь вяленого чебака. Как совершенно непостижимым образом сидящий напротив меня сухой невысокий паренек открутив крышку начинал наливать пиво прямо на стол передо мной, но жидкость попадала уже в одноразовый стаканчик ловко подставленный соседом слева… И все это при полном молчании, безо всякого видимого управления… Не знаю, что произошло во мне в те невероятные мгновения, но по мозгам ударило крепко. Я даже ощутил непонятную мощную боль в области сердца, как будто перестало работать или умерло во мне что-то. Все тело и сознание прошило какое-то невероятное благоговение и восторг. Если бы сейчас Спаситель лично явился и зашлепал по морской глади, эффект бы не был таким мощным. В будничном приготовлении к трапезе открылось вдруг нечто гораздо более сильное и чудесное всего описанного во всех священных писаниях вместе взятых.
- Друзья! – дядька Валька уже поднял первый стакан. – За то, как оно есть!
Я поспешно схватил свою посуду и осушил вместе с остальными.
Мы выпили уже достаточно, чтобы почувствовать, что пили не воду, когда Валентин Иванович протянул мне сушеную красноперку или окуня, я не мог разобрать в полутьме. Я сказал, что не хочу есть.
- Это не еда, - сказал он твердо. – Это закуска. Жуй медленно вместе со всем, что вокруг.
Честно говоря, я не понял последней фразы, но стал жевать потихоньку, тем более, что читал когда-то на эту тему советы йогов в газете «Комсомольская правда», будто тщательно пережеванная 33 раза пища не может быть вредной для человеческого организма. Заодно стал тщательнее смотреть по сторонам и вдруг заметил, что время перестало существовать. У меня в голове не было оформленного понимания этого факта. Это уже после я понял про время. А тогда странная эйфория охватила меня. Словно все было закончено и достигнуто. Мир стал настолько правильным и наполненным смыслом, что не было в душе никаких сомнений, беспокойств или недовольства. Что это было? Хорошее пиво? Какая-нибудь химия в закуске? Не знаю. Только долго я еще сидел с открытым ртом в этом своем параличе, пока Леха Гапей не дернул меня со всей дури за руку.
- Ты чо, спишь? – Наша очередь!
Оказалось полным ходом шли соревнования между двумя командами: дядьки Валькиными «Красноармейцами» и дядьки Сашкиными «Индейцами». За квадратный столик с лампой по очереди подсаживались пары от каждой команды. И рубились в неожиданного будничного «Козла». На момент нашего с Лехой выхода счет оказался равным один-один. То есть получалось так, что пребывая в своем трансе, я почти пропустил мероприятие и нечаянно оказался в финале.
Наша игра решала все. Если мы с Лехой побеждаем, «Красноармейцы» получают приз месяца, если проиграем – все достается «Индейцам».
Обалдевший, я сел на свою, по жребию северную сторону и взял в руки семь черных камней. Насколько я понимал смысл игры в домино, важно было владеть монополией на какую-нибудь цифру. Иметь семь или около того троек, пятерок или единиц. Но никаких монополий на своих костяшках я не наблюдал. Всего было гадко поровну. Две шестерки, две пятерки, три… Постойте. Целых три четверки! Значит, нужно было играть четверками. Опять же, не поймите меня неправильно. Я не был специалистом в этой игре. Последний раз я играл в домино еще в детстве, на каком-то из семейных праздников, при большом скоплении родственников и в паре с отцом. Помню, он еще жутко возмущался, что я хожу не тем, что ему надо, как будто я знал, чем «надо» ходить. Просочились из черноты подсознания смутные сомнения, что после возможного проигрыша не забьется в восторге и не забросает меня лепестками роз моя армейская команда. Я даже прижал задрожавшие вдруг руки к столу, чтобы волнения не заметили соперники.
Первым с камня 1:1 зашел мой восточный соперник с папиросой «Прима» в зубах.
Леха, не долго думая, взметнул над головой руку с костяшкой и со словами:
- На Сельмаше ставку бьют!!!
Обрушил ее на вздрогнувший стол.
- А мы отойдем! – как-то буднично буркнул западный сосед. И рубанул своим 4:4 выставленный Лехой край.
Я замешкался. У меня была и единица и целых три четверки. Рассудив здраво, что единица у меня всего одна, а на четверках можно не экономить, я пошел 4:3.
Если бы вы видели лицо Лехи.
- Ты чо? – вытаращился он на меня. – Не местный? Я ж по-русски сказал: «НА СЕЛЬМАШЕ СТАВКУ БЬЮТ»!
- Я не понял, Леха! Я не работал на Сельмаше!
- Прекратить разговоры! – вмешался дядька Сашка. Он судил нашу встречу с обрывком белой бумаги в клеточку и простым карандашом. – Если команда будет переговариваться, засчитаю поражение. Ясно?
Мы с Лехой удрученно кивнули. Еще через минуту восточный соперник громко объявил «рыбу» и после подсчета мы оказались проигрывающими целых пятьдесят три очка. До полного поражения, как я понял, оставалось всего сорок восемь.
Вторая раздача оказалась повеселее предыдущей. Я держал в руках шесть троек, и уже через несколько ходов все мои соседи спасовали первый раз, еще не зная, что пропустят так же и следующий кружок. Гордо взмахнув своим кулаком я с грохотом обрушил на стол камень 3:3 и торжественно объявил:
- Дубль!
По обрушившейся на меня тишине я вдруг понял, что вокруг были люди. Просто они болели за меня, переживали и шумели, но тут словно вымерли после моего хода. Я, в испуге, осмотрелся по сторонам. Все были на месте и были живы. Только на лицах был испуг не меньше моего. Даже дядька Сашка напряженно вглядывался в темноту у себя за спиной, пытаясь увидеть там нечто страшное.
Первым очнулся Саня Чистяков:
- Где дубль? – осторожно спросил он у меня.
- Да вот же, - показал я на 3:3.
- Ты чо, дурак? - Я никогда еще не видел такого изумления на лице Санька. – Какой же это дубль? Это ж домино!
Со всех сторон послышались нервные смешки, быстро переросшие в истеричный хохот.
- Вот так простые индейцы, – философски заметил отошедший от стресса дядька Сашка. – Становятся бойцами Красной армии.
Дядька Валька вытер рукой со лба капельки пота и предложил играть дальше.
Даже сейчас, спустя много лет я так и не понял причины странной реакции ребят на мой достаточно удачный доминошный ход. Но игра продолжилась и мы с Лехой выиграли целых восемнадцать очков, сократив разрыв между нами и противниками до 35. В глазах Лехи промелькнула радость и я почувствовал, что он меня зауважал, несмотря на все косяки предыдущей партии. Дальше игра шла относительно ровно. Я старался не комментировать свои ходы, чтобы опять кого не шокировать. Разрыв между нами то уменьшался, то увеличивался, но вперед вырваться так и не удалось, слишком уж сильно нарушил я в первой партии загадочное правило Сельмаша. Общий счет был печален 103:87, хотя и не катастрофичен. «Индейцы» о чем-то радостно орали, прыгали и шутили. Мы же грустно посасывали пиво растерявшись кто где на площади поляны.
Я ушел в самый темный угол, под засохшую жерделу, сел на землю и уткнулся в ладони. На глаза накатилась предательская влага. Я понял, что не гожусь в такую мощную и слаженную команду как «Красная армия». Да и «Индейцы» в общем-то были ничуть не хуже. Один я – недоразумение, странным образом затесавшееся в тайный круг посвященных. Какие там деньги! Какие там выгоды! Жалость! Вот причина, по которой дядька Валька взял меня в команду этих выдающихся людей! Я просто растрогал его своими разговорами о поисках реальности. На самом деле никакого проку от меня ему нет и не будет. Я слишком примитивен и беспомощен. Честно было бы просто уйти и никогда не надоедать этим замечательным искателям истины. Я почувствовал твердую уверенность в своем выводе и решительно поднялся на ноги.
- Подожди. – Дядька Валька оказывается все это время стоял в двух шагах от меня и задумчиво ковырялся веточкой в зубах. – Ты на самом деле думаешь, что мы хотели победить?
До меня не сразу дошел смысл вопроса. А чего же они тогда хотели? Это же соревнования? Разве не смысл любого соревнования победить?
- Победы и поражения сами по себе – абсурд, - продолжил Валентин Иванович. – Мы создаем их вместе. Без поражения ни одна победа не имеет смысла. Без победы не имеет смысла любое поражение. Мир неразделим, как эти победы и поражения. Я радуюсь целому. Зачем ты делишь мое целое на две иллюзорные половинки?
Я осознал, что не на шутку озадачен.
- Так что? Я должен радоваться, что ли?
- А тебе нравится радоваться?
- Ну наверное…
- Так радуйся! Как, кстати твой пузырь?
- Пузырь восприятия? – вспомнил я какой-то эзотерический термин.
- Ага. Пузырь восприятия пива.
- Мочевой пузырь, что ли?!
- А ты быстро соображаешь!
На этот раз мы засмеялись одновременно и в один голос. Это было великолепно.
Тема: Цветок папоротника 32 (Прочитано 1156 раз)
