49
Через два дня после приключений в зоопарке Валентин Иванович устроил мне небольшой домашний праздник. Я проснулся и услышал на улице какие-то голоса. Первой моей реакцией было желание ухватиться за стены, чтобы не упасть с чердака. Совершенно, должен вам заметить - лишнее желание, ведь после сорванного цветка Валентин Иванович прекратил мою близость с небом и прописал спать в комнате. Обнаруженное спросонья отсутствие стен ошеломило меня так, что за малым не грохнулся на пол. Еле успел подать тело назад и удержался на самом краю кровати.
На улице продолжалась негромкая суета. Радостное предчувствие подбросило меня с постели к окну.
В центре двора стоял накрытый едой стол. Валентин Иванович руководил сервировкой. Леха Гапей придирчиво изучал этикетки на бутылках с вином. Саня Баранов расставлял стулья. Чистяков натирал полотенцем бокалы. Тут же суетились еще какие-то малознакомые мне мужики возраста Валентина Иваныча подносили салаты, консервы и прочую съедобную всячину. Так приятно было видеть их всех вместе с самого утра. Нелепые слезы скользнули по щекам. Что-то я мелодраматичен в последнее время. Даже смешно.
Умывшись, я появился во дворе.
Удивительно, но ребята встретили меня аплодисментами, словно воскресшего Джона Леннона. Дошло, что приготовления по мою душу. Странные они – великие люди. Казалось бы, кто я такой? Обычный никто. А они со мной столько возятся, заботятся… Невероятно.
- Здорово, Дрон! – Леха Гапей обнял меня крепко и повел к главной, как я понял, табуретке.
Все жали мне руки и говорили всякие приятные слова, про то, что соскучились, что очень рады, что с чем-то поздравляют. Это уже из тоста дядьки Вальки я понял с чем…
- Друзья мои. Произошло довольно редкое для нас событие. Новый человек не только поступил к нам на учебу, но и закончил ее. Разрешите вручить ему заслуженный диплом.
Все зашумели, захлопали в ладоши:
- Давайте!!! Наградить виновных!!! Приз в студию!!!
Валентин Иванович торжественно вынул из кармана небольшую серебряную медаль на кожаном шнурке и опустил ее в бокал с прозрачной жидкостью. Пришлось взять этот коктейль и под рев собравшихся пить до дна. Водка, а это была, оказывается она, пошла удивительно хорошо. Ну очень настоящая! Я надел медаль на шею. «Диплом» смотрелся симпатишно. На овальной серебряной пластине я разобрал корону и двух львов высунувших языки. Видно это был знак дядьки Валькиного колледжа.
Слово взял Саня Чистяков.
- В этот прекрасный момент мне хочется сказать только одно. Давайте наконец уже выпьем!
Мы не стали спорить и осушили бокалы. С полчаса мы кушали, пили, болтали, пока слово опять не взял дядя Валя.
- Андрей! Не хотелось бы тебя грузить в такой день… Но я так благодарен тебе за Цоя, так и уехавшего в свою Эфиопию. К тому же так положено. Именно сейчас я должен задать тебе стандартный вопрос. Не хотел бы ты продолжить свое обучение? Или же тебе лучше остаться свободным, без всяких новых нагрузок на голову и другие группы мышц?
Я очень растерялся. Мне-то казалось, что все уже закончено, диплом выдан, поздравления приняты… И Цой… При чем здесь он? Что это опять за Эфиопия?
- Решай, Андрей. Если скажешь – «Все!». Закончим. Будешь работать в нашей группе. С Лешей, Сашей, со всеми ребятами. Мы будем рады. Скажешь – «Дальше!» Отправим тебя по этапу… В хорошем смысле этого слова.
- А как бы Вы посоветовали? – спросил я наставника.
- Сам решай. Я советовать не могу. Это невозможно.
Озадачился я по самое «не надо». Без ребят себя уже не представлял. Учиться дальше – тоже было бы неплохо.
Ну, дядька Валька… Нравится ему что ли меня шокировать? Если пойду дальше… Не будет ли это изменой. Не предам ли своих ребят? Может с Лехой посоветоваться? Он соображает во всех этих примочках… Я глянул на своего товарища и не узнал его. Это был не тот бесшабашный, простой народный Леха, ненавидевший москалей. Вместо него на меня смотрел бесконечно уставший интеллектуал. Таким мог быть взгляд доктора наук, профессора, а не дворового парня, мотающегося за пивком. Если бы я только знал, как близко подвела меня интуиция к истине в то мгновение.
- Мы ждем! – суровый голос наставника дал понять, что времени на вопросы у меня не осталось.
Я тяжко вздохнул.
- Ну что… Я даже не знаю. А далеко это – «по этапу»? – Я вспомнил грустные искорки в глазах Маши. – Я хоть в Батайск скоро вернусь?
- А это важно? – удивился вдруг Саня Баранов.
- Для меня – да.
- Значит ты не хочешь идти дальше? – в голосе Валентина Ивановича послышалось облегчение.
- Почему? – вдруг решился я. – Я выбираю это… Как вы там сказали… Дальше. Отправляйте меня… по этапу.
Я заметил поникшие взгляды коллег, но отчего-то еще больше загорелся своим странным выбором.
- Валентин Иванович! Когда отчаливать?
50
Скорее всего, именно мысль о Маше отправила меня в непонятный путь. Взгляд Гапея сделал, конечно, свое, но главное – Маша. Когда есть надежда, боль отступает. У меня не было даже надежды на надежду. У нее – муж, у меня – жена. Может быть мы даже что-то значили друг для друга… Это ничего не меняло. Невозможно идти против Вселенной. Нас ждала только еще большая боль. Отъезд – неплохая попытка ампутации сердца. Все забыть – единственный выход и если судьба мне его подбрасывает, нелепо отказываться.
Вторые сутки я резонировал со стыками рельс, лежа на верхней полке пассажирского поезда «Ростов – Санкт Петербург». Пассажиры попались на редкость тихие и незлобивые. Старичок со старушкой, возвращавшиеся с лечения в санатории, и какой-то пионер в очках с книжкой про мальчика-волшебника. Мы немного пообщались, когда я пытался угостить их ужином. Пенсионеры сослались на диету. Мальчик сделал вид, что не голоден. Словом стало понятно, что народ стеснительный и очень уж не хочет обременять окружающих. Проспавший полпути, я опять рухнул на руки другу Морфею.
- Дядя! Дядя!
Я открыл глаза. Мальчик, хмурясь из под очков, настойчиво дергал меня за одеяло.
- Приехали, дядя!
- Спасибо, братишка! – кивнул я, очумело слезая с верхней полки. – Чо, Питер уже?
- Да, дядя, до свидания.
- Спасибо, что разбудил, - запоздало бросил я в спину уходящему по коридору мальчику.
На перроне народ валил в сторону вокзала. Я вспомнил, что меня никто не встречает и, подхватив свой кулек с парой книжек и туалетными принадлежностями, совпал с общим движением.
Неожиданно все замедлилось. Ворона, пролетавшая над толпой, приподняла крылья и остановилась. Я уткнулся в спину шедшего впереди мужика размерами с двух Саньков Барановых. Тот замер, выставив вперед в шаге ногу, но мой толчок не произвел на него никакого впечатления. Как стоял на одной ноге, так и остался. Я огляделся. Движение происходило, но очень замедленно. Люди продолжали двигаться вперед, но я мог легко их всех обогнать, рассмотреть в деталях лица, еще до того как они сумеют меня заметить. Оригинальные, должен вам заметить ощущения. Я даже чмокнул в щечку ну очень уж красивую девушку со свежим каре черных волос и небесно-синими глазами. Думаю, в будущем, если она когда-нибудь узнает об этом, я заслужу прощение, так как целовал не женщину, а икону, созданную Великим, но мало знакомым мне мастером. Так верующий, целуя святой лик, припадает губами не к холсту с красками, а к лотосным стопам Всевышнего.
У самых дверей вокзала дремал милиционер. Пользуясь своим интересным положением, я стал по стойке смирно, приложил ладонь к воображаемому козырьку воображаемой фуражки и лихо доложил:
- Товарищ сержант, лейтенант Шарко для дальнейшего прохождения воинской службы прибыл в северную столицу нашей Родины!
- Шарко, говорите? – оживший милиционер поразил меня побольше безумного всемирного ступора. – Ну-ка, документики предъявите, пожалуйста!
Я понял, что жизнь снова зачесала нормальным ритмом, и стал растерянно хлопать себя по карманам, вспоминая, в каком паспорт. Милиционер терпеливо ждал, и даже, что было уж совсем невероятно, продолжал приветливо улыбаться.
В полном ужасе я встретил открытие, что документов в карманах нет.
- Может быть, это… - попытался я объяснить сержанту. – В поезде забыл…
Сержант улыбаться перестал:
- Следуйте за мной!
И пошел, оборачиваясь, наверное, контролируя, чтоб я не дал деру.
В прокуренной комнатке за грязным столом сидел лет сорока капитан и читал газету.
- Что? – заметил он нас. – Петькин? Рецидивиста задержал? Крутишь дырочку в кителе, пока мы тут героически чешем грудь колючей проволокой?
- Без документов… - сержант словно оправдывался.
- И без денег? – капитан поднялся мне навстречу.
- Ну почему же! – возразил я. – Деньги есть. Вот, кошелек. А паспорт, наверное, в вагоне забыл…
Капитан подошел поближе и кошелек ловким манером оказался у него в руках.
- Сколько у нас тут? Так, ага, практически пять тысяч рублей. Ну ладно. – Он с явной неохотой все же положил кошелек себе в карман. – Расстанемся друзьями.
Мне стало смешно. Лицо капитана было такое юморное, что реагировать на его фокус без улыбки казалось просто нереально. Он заметил, что мне весело, поправил прическу, посмотрел по сторонам, пожал плечами и достаточно неловко сел за стол.
- Ты чего лыбишься? – все-таки спросил он.
Я рассмеялся во весь голос. Сержант напрягся:
- Товарищ капитан, может он того… Может скорую?
- Не надо! Успокойтесь, гражданин. Вы местный? Может вас до дома подбросить?
Смех испарился. Возникла какая-то наивная надежда.
- Ребята! – воскликнул я с таким дружеским чувством, что сержант отпрыгнул на шаг назад. – Может вы мне поможете. Я из Ростова. Мне сказали в Питере найти отца Анатолия. А адрес не дали. Может знаете кого, кто в батюшках разбирается?
Теперь странно улыбался капитан.
- Как зовут-то вас?
- Андрей.
- А по отчеству?
- Палыч.
- Присаживайтесь, Андрей Палыч! – он перегнулся через стол, придвигая мне стул.
Я послушно присел.
- Да! – вспомнил капитан. – Петькин! Не в службу, а в дружбу. Смотайся за пепси. Жарко как, Бог мой!
Петькин умчался, и капитан повернулся ко мне:
- Как доехали, Андрей Палыч? Как самочувствие?
- Спасибо! – поблагодарил я. – Хорошо доехал. Купе такое спокойное было: старички, да мальчик - пионер.
- Это хорошо. Может вам с гостиницей какой помочь? Вы не стесняйтесь, обращайтесь, если что.
- Большое спасибо! – мне все больше нравился этот простой русский офицер, так переживающий за судьбы своих соотечественников. - Приятно было с вами познакомиться.
- И мне тоже… Очень…
В комнату ворвался Петькин и поставил на стол двухлитровую бутылку «Фанты».
- Ну вот! – расстроился капитан. – Видите, какие у меня подчиненные! Я ему «Пепси» заказываю, а он мне что?…
- А я догадался, что вы так скажете! – засиял Петькин и вытащил из кармана три одноразовых стаканчика. – Поэтому у меня вот!!!
Капитан разлил ядовито желтую жидкость по трем стаканам, и мы выпили «За встречу».
- Вас сразу отвезти или может, в ресторане поужинаем? – поинтересовался капитан.
Даже как-то неудобно мне стало. Нельзя так злоупотреблять хорошим отношением этих замечательных людей. Поэтому я отказался от ужина и сказал, что лучше бы сразу отвезти куда можно.
Наш «БМВ» остановился на узенькой улочке у симпатичного сине-белого православного храма.
- Ну что ж, – вздохнул капитан. – Пора прощаться.
Он достал из кармана кошелек.
- Ваш? Берите.
- А как же вы?
- Ну что вы! Это же у нас это… Тест такой… А вдруг деньги фальшивые. Клиент и засуетится. А мы ему: «Иди сюда!»
Я еще раз поразился проницательности этого великого человека. Сунул кошелек за пазуху, обнял капитана на прощанье, вылез из машины и долго смотрел вслед бээмвухе, пока она не исчезла за каким-то из домов. Стало немного грустно от неизбежности разлук и вспомнилась Маша, ее волосы и дыхание тогда, в автобусе…
- Ко мне? Сын мой?
Я обернулся. В воротах церкви стоял небольшого роста, весь в черном поп. Он улыбался, глядя прямо мне в глаза. А у меня перехватило дыхание. Я понял, что не могу сказать ни слова. Вам может показаться странным, но по щекам священника сверкали солнцем соленые слезы. Поверьте, это было нормально. Ведь мы не виделись с той самой войны.
- Саша! – наконец выдохнул я.
- Андрюха! – прохрипел он, и мы обнялись крепко, разрушая все немыслимые преграды, стоявшие до сих пор между нами.
еще пара глав и все...
Тема: Цветок папоротника 49, 50 (Прочитано 1141 раз)
