Кружащиеся дервиши в описании И.А.Бунина

[wayter]

Кто знает, что такое птица Хумай? О ней говорит Саади:
   "Нет жаждущих приюта под тенью совы, хотя бы птица Хумай и не сущест-
вовала на свете!"
   И комментаторы Саади поясняют, что это - легендарная птица и что тень
ее приносит всему, на что она падает, царственность и бессмертие.
   Песнью Песней, чудом чудес, столицей земли называли город Константина
греческие летописцы. Молва всего мира объясняла  его  происхождение  Бо-
жественным вмешательством. Одна легенда говорит, что на  месте  Византии
орел Зевса уронил сердце жертвенного быка. Другая -  что  основателю  ее
было повелено основать город знамением креста, явившимся в  облаках  над
скутарийскими холмами, "при слиянии водных путей и путей караванных". Но
восточный поэт сказал не хуже: "Здесь пала тень Птицы Хумай".
   В двух шагах от меня, возле этой башни, еще и доныне совершаются  му-
чительно-сладостные мистерии Кружащихся Дервишей.
   Их монастырь затерялся теперь среди высоких европейских  домов.  Нес-
колько лет тому назад, в один из таких же жарких весенних дней,  Герасим
привел меня к его старой каменной ограде, и мы вошли, вместе  с  другими
"франками", в небольшой каменный двор.
   Помню фонтан и старое зеленое дерево посреди его, направо -  гробницы
шейхов-настоятелей, налево - кельи в ветхом деревянном доме под  черепи-
цей, а против входа - деревянную мечеть.



Мы отдали несколько мелких монет, и нас впустили в восьмигранный  высокий зал, обведенный с трех сторон хорами и  украшенный  только  сурами Корана.
   На хорах, над входом, поместились музыканты с длинными флейтами и барабанами, по бокам - зрители.
   Когда наступила тишина, вошел шейх-настоятель, а за ним  десятка  два дервишей - все босые, в коричневых мантиях, в войлочных черепенниках,  с опущенными ресницами, с руками, смирно сложенными на груди.
   Шейх сел у стены против входа, разделившиеся дервиши -  по  сторонам, друг против друга.
   Шейх, медленно повышая жалобный, строгий и печальный голос, начал молитву, флейты внезапно подхватили ее на верхней страстной ноте - и в тот же миг, столь же внезапно и страстно, дервиши ударили ладонями в  пол  с криком во славу Бога, откинулись назад - и снова ударили.
   И вдруг все замерли, встали - и,  сложив  на  груди  руки,  двинулись гуськом за шейхом вокруг зала, обертываясь и низко кланяясь  друг  другу возле его места.
   Кончив же поклоны, быстро скинули мантии, остались в  белых  юбках и белых кофтах с длинными широкими  рукавами  -  и  закружились  в  танце: взвизгнула флейта, бухнул барабан - и дервиши стали подбегать с поклоном к шейху, как мяч, отпрядывать от него и,  раскинув  руки,  волчком  пускаться по залу.
   И скоро весь зал наполнился белыми вихрями  с  раскинутыми  руками  и раздувшимися в колокол юбками.
   И по мере того как все выше и выше поднимались голоса флейт, жалобная печаль которых уже перешла в упоение этой печалью, все  быстрее  неслись по залу белые кресты-вихри, все бледнее становились  лица,  склонявшиеся набок, все туже надувались юбки и все крепче топал ногою шейх: приближалось страшное и сладчайшее "исчезновение в Боге и вечности"...
      Теперь, на башне Христа, я переживаю нечто подобное тому, что пережил у дервишей. Теплый, сильный ветер гудит за мною  в  вышке,  пространство точно плывет подо мною, туманно-голубая даль  тянет  в  бесконечность...
Этот вихрь вкруг шейха зародился там, в этой дали: в мистериях  индусов, в таинствах огнепоклонников, в "расплавке" и "опьянении" суфийства с его мистическим языком, в котором под вином и хмелем разумелось упоение  божеством. И опять мне вспоминаются слова Саади, "употребившего жизнь свою на то, чтобы обозреть Красоту Мира":
   "Ты, который некогда пройдешь по могиле поэта, вспомяни поэта  добрым словом!
   - Он отдал сердце земле, хотя и кружился по свету, как  ветер,  кото
рый, после смерти поэта, разнес по вселенной  благоухание цветника  его сердца.
   - Ибо он всходил на башни Маана, Созерцания, и слышал  Симаа,  Музыку Мира, влекшую в халет, веселие.
   - Целый мир полон этим веселием, танцем - ужели одни мы не  чувствуем его вина?
   - Хмельной верблюд легче несет свой вьюк.  Он,  при  звуках  арабской песни, приходит в восторг. Как же назвать человека, не чувствующего этого восторга?
   - Он осел, сухое полено".

   1907

http://bunin.niv.ru/stih/BIRDSHAD.htm