Любимиые мысли.

[Uj.in]

вторая без первой - пуста.

Они обе - ОДНО.

ага. на словах. типа.. мы подумали и решили, что оно - ОДНО.

[NN]

вторая без первой - пуста.

Они обе - ОДНО.

[Uj.in]

"Возлюби ближнего твоего, как самого себя." (Мф. 22:39)

вторая без первой - пуста.
как тольк самого себя возлюбишь, ну.. того себя, который остается после ОВД, тогда настоящая любовь к ближним и проснется.
когда чтото любишь, обычно ухаживаешь за этим, содержишь в чистоте, в девстве, непорочным.

Да, не все могут быть такими "эгоистами".

могут.
все могут.
как только свои блудоумствования закончут, так и смогут.

[NN]

"Я есть Тот, кого я люблю, а Он, кого я люблю, есть я. (Халладж)

как жаль что это лишь Халладж.

Да, не все могут быть такими "эгоистами".

"Возлюби ближнего твоего, как самого себя." (Мф. 22:39)

[Uj.in]

"Я есть Тот, кого я люблю, а Он, кого я люблю, есть я. (Халладж)

как жаль что это лишь Халладж.

[NN]

"Я есть Тот, кого я люблю, а Он, кого я люблю, есть я.
Мы представляем собой два духа, пребывающие в одном теле.
Если ты видишь меня, значит ты видишь Его.
А если ты видишь Его, значит ты видишь нас обоих".

(Халладж)




"Человек и бытие вверены друг другу. Они принадлежат друг другу". (М. Хайдеггер)



P.S.  ЕТ (по 2-ой ссылке) = естественная теология (Theologia naturalis).

[hutrack]

говори то что думаешь, но думай то что говоришь! (фильм трасса 60)

[Добрый33]

Йозеф Геббельс - немецкий государственный и политический деятель, оратор, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Германии (1933—1945).

Правда - это ложь , повторенная много раз.

[N N]

Забытое слово


Язык есть живой субстрат, сообразно социальным новациям обновляющий форму и содержание. Однако, пополняя речь вновь приобретёнными частями, мы зачастую удаляем из обихода укоренившиеся ранее определения, заменяя отдельные, ёмкие по смыслу термины неблагозвучными словосочетаниями, что способствует обеднению языка и построению громоздких, неуклюжих конструкций. Вспомним:


ПОШЛЫЙ, - ая, - ое – низкий в нравственном отношении, безвкусно-грубый.
ПОШЛЯТИНА – (разг.) что-н. очень пошлое, пошлость.
ПОШЛЯК, м. / ж. пошлячка – (разг.) человек, который говорит или делает пошлости.

С.И. Ожегов. Словарь русского языка


Сжатый формат словаря принуждал покойного Сергея Ивановича к краткому изложению смыслового значения содержимого, да и для коллективного сознания потребителей языка в конце шестидесятых прошлого столетия подобное толкование являлось вполне исчерпывающим. Прекрасным дополнением, расширяющим понятие «пошлости», является определение сути сего феномена Владимиром Набоковым: «Пошлость включает в себя не только коллекцию готовых идей, но также и пользование стереотипами, клише, банальностями, выраженными в стёртых словах» - чем-то до боли знакомым повеяло от этих слов, из сегодняшней нашей действительности, из окружения плотного, в котором пребывают всё ещё предпринимающие попытки противостоять всеподавляющей мерзости отдельные, увы, - разобщённые обстоятельствами, сохранившие ясность мысли человеки.

Нынче в понятии «пошлость» смело можно объединить с вышеозначенным: конформизм, псевдообразованность, всезатмевающую страсть к наживе и показной роскоши, чинопочитание, раболепие, ксенофобию… от «новых пошляков» даже запашок исходит специфический – слабоуловимый, вялый запах нездорового тела…

Велик и могуч российский язык: на истеричные пространные комменты какого-нибудь псевдопатриота-..., ради экономии сил, времени и нервов, возможно отписываться короткой исчерпывающей фразой: имярек, - вы пошляк!


Источник

[N N]

– На этот раз, – заявил Аркадий Николаевич, – я могу вам сказать, что вы действовали подлинно, то есть целесообразно и продуктивно. А что привело вас к этому? Одно маленькое слово: "если бы".

<...>

– Вы поняли и сами испытали на удачном опыте, как через "если бы" нормально, естественно, органически, сами собой кидаются внутреннее и внешнее действия. Давайте же проследим на этом живом примере функцию каждого из двигателей и факторов нашего опыта. Начнем с "если бы". Прежде всего, оно замечательно тем, что начинает всякое творчество, – объяснял Аркадий Николаевич. – "Если бы" является для артистов рычагом, переводящим нас из действительности в мир, в котором только и может совершаться творчество. Существуют "если бы", которые дают только толчок для дальнейшего, постепенного, логического развития творчества. Вот, например.

<...>

– Видите! – торжествовал Аркадий Николаевич. – Все это уже не простые, а "магические если бы", возбуждающие мгновенно, инстинктивно самое действие. Не столь острого и эффектного, но, тем не менее, сильного результата вы добились в этюде с сумасшедшим. Там предположение о ненормальности сразу вызвало большое искреннее волнение и весьма активное действие. Такое "если бы" тоже можно было бы признать "магическим". При дальнейшем исследовании качеств и свойств "если бы" следует обратить внимание на то, что существуют, так сказать, одноэтажные и многоэтажные "если бы". <...> Эти свойства и сила "если бы" вызвали внутри вас мгновенную перестановку – сдвиг.

– Да, именно сдвиг, перестановку! – одобрил я удачное определение испытанного ощущения.

– Благодаря ему, – объяснял дальше Торцов, – точно в "Синей птице" при повороте волшебного алмаза происходит что-то, отчего глаза начинают иначе смотреть, уши – по-другому слушать, ум – по-новому оценивать окружающее, а в результате придуманный вымысел, естественным путем, вызывает соответствующее реальное действие, необходимое для выполнения поставленной перед собой цели.

– И как незаметно это совершается! – восторгался я. <...>

– То же произошло и в этюде с сумасшедшим, – указал Шустов. – И там – дверь, от которой началось упражнение, сделалась лишь средством для защиты, основной же целью, приковавшей внимание, стало чувство самосохранения. Это произошло естественно, само собой...

– А почему! – с жаром перебил его Аркадий Николаевич. – Потому, что представления об опасности всегда волнуют нас. Они, как дрожжи, во всякое время могут забродить. Что же касается двери, камина, то они волнуют лишь постольку, поскольку с ними связано другое, более для нас важное. Секрет силы воздействия "если бы" еще и в том, что оно не говорит о реальном факте, о том, что есть, а только о том, что могло бы быть... "если бы"... Это слово ничего не утверждает. Оно лишь предполагает, оно ставит вопрос на разрешение. На него актер и старается ответить. Поэтому-то сдвиг и решение достигаются без насилия и без обмана. <...> А что бы было если бы я вместо откровенного признания вымысла, стал бы клясться, что за дверью подлинный, "всамделишный" сумасшедший?

– Я не поверил бы такому явному обману и не сдвинулся бы с места, – признался я. – Это-то и хорошо, что удивительное "если бы" создает такое состояние, которое исключает всякое насилие. Только при таких условиях можно серьезно обсуждать то, чего не было, но что могло бы случиться в действительности, – продолжал я свои дифирамбы.

– А вот еще новое свойство "если бы", – вспомнил Аркадий Николаевич. – Оно вызывает в артисте внутреннюю и внешнюю активность и тоже добивается этого без насилия, естественным путем. Слово "если бы" – толкач, возбудитель нашей внутренней творческой активности. В самом деле, стоило вам сказать себе: "Что бы я стал делать и как поступать, если бы вымысел с сумасшедшим оказался действительностью?" – и тотчас же в вас зародилась активность. Вместо простого ответа на заданный вопрос, по свойству вашей актерской природы, в вас явился позыв на действие. Под напором его вы не удержались и начали выполнять вставшее перед вами дело. При этом реальное, человеческое чувство самосохранения руководило вашими действиями совершенно так же, как это бывает и в самой подлинной жизни... Это чрезвычайно важное свойство слова "если бы" роднит его с одной из основ нашего направления, которая заключается в активности и действенности творчества и искусства.

– Но, по-видимому, не всегда "если бы" действует свободно, беспрепятственно, – критиковал я. – Вот, например, во мне сдвиг хоть и явился сразу, вдруг, но утверждался долго. В первую минуту во введении замечательного "если бы" я сразу поверил ему, и сдвиг произошел. Но такое состояние продержалось недолго. Со второго момента во мне уже забродило сомнение, и я говорил себе: чего стремишься? Ведь сам же знаешь, что всякое "если бы" – выдумка, игра, а не подлинная жизнь. Но другой голос не соглашался. Он говорил: "Не спорю, "если бы" – игра, вымысел, но весьма возможный, выполнимый в реальной действительности. К тому же, никто не собирается тебя насиловать. Тебя только просят ответить: "Как бы ты поступил, если бы был в тот вечер у Малолетковой и очутился в положении ее гостей?" Почувствовав реальность вымысла, я отнесся к нему со всей серьезностью и мог обсуждать, что делать с камином и как поступить с приглашенными знаменитостями.

– Итак, "магическое" или простое "если бы" начинает творчество. Оно дает первый толчок для дальнейшего развития созидательного процесса роли.


(К.С. Станиславский "Работа актёра над собой", часть 1, глава 3 «Действие. "Если бы", "предлагаемые обстоятельства"»)

(Выделено мной.)


P.S. Постоянно ловлю себя на мысли при чтении этой книги, что гурджиевские термины (которые я специально вынесла в заголовки сообщений) "удивительно" напоминают термины Станиславского. Уверена, что любитель театра ГИГ читал эту книгу.   


Дальнейшее знакомство с книгой, если она вас заинтересовала, вы можете продолжить самостоятельно. Приятного вам чтения!   

[N N]

– Вот вам целая квартира, в которой можно не только действовать, но и жить, – объявил Аркадий Николаевич.
Не чувствуя подмостков, мы повели себя по-домашнему, по-жизненному. Началось с осмотра комнат, а потом каждый нашел себе уютный уголок, приятную компанию и занялся разговорами. Торцов напомнил нам, что мы собрались здесь не для разговоров, а для школьных занятий.
– Что же нужно делать? – спрашивали мы.
– То же, что и на прошлом уроке, – пояснил Аркадий Николаевич. – Нужно подлинно, обоснованно и целесообразно действовать.
Но мы продолжали стоять не двигаясь.
– Не знаю, право... как же это так... Вдруг ни с того ни с сего целесообразно действовать, – заговорил Шустов.
– Если вам неудобно действовать ни с того ни с сего, тогда действуйте ради чего-нибудь. Неужели же даже в этой жизненной обстановке вы не сумеете мотивировать свое внешнее действие? Вот, например, если я попрошу вас, Вьюнцов, пойти и закрыть ту дверь, разве вы мне откажете?
– Закрыть дверь?! С удовольствием! – ответил он, по обыкновению кривляясь.
Мы не успели оглянуться, как он уже хлопнул дверью и вернулся на свое место.
– Это не называется "закрыть дверь", – заметил Торцов. – Это называется "хлопнуть дверью", чтобы отвязались. Под словами "закрыть дверь" подразумевается, прежде всего, внутреннее желание закрыть ее так, чтобы из нее не дуло, как сейчас, или чтоб в передней не было слышно того, что мы здесь говорим.
– Не держится! Право слово! Нипочём!
Он показал для оправдания, как дверь сама собой отскакивала.
– Тем более времени и старания придется употребить на то, чтобы исполнить мою просьбу.
Вьюнцов пошел, долго возился с дверью и, наконец, закрыл ее.
– Вот это – подлинное действие, – поощрил его Торцов.

<...>

Что касается меня, то я продолжал делать вид, что топлю камин. Моя воображаемая спичка "как будто бы" несколько раз потухала. При этом я старался увидеть и ощутить ее в руках. Но мне это не удавалось. Я старался также увидеть огонь в камине, ощутить его теплоту, но и это не вышло. Скоро топка мне надоела. Пришлось искать новое действие. Я стал переставлять мебель и другие предметы, но так как эти вымученные задачи не имели под собой никакой почвы, то я производил их механически.

Торцов обратил мое внимание на то, что такие механические, необоснованные действия протекают на сцене чрезвычайно быстро, гораздо быстрее, чем сознательные, обоснованные.

– И неудивительно, – пояснил он. – Когда вы действуете механически, без определенной цели, вам не на чем задерживать внимание. Долго ли, в самом деле, переставить несколько стульев! Но если нужно разместить их с известным расчетом, с определенной целью – хотя бы для того, чтобы рассадить в комнате или за обеденным столом важных и неважных гостей, – тогда приходится иной раз в течение часов передвигать одни и те же стулья с одного места на другое.

Но мое воображение точно иссякло, я ничего не мог придумать, уткнулся в какой-то иллюстрированный журнал и стал смотреть картинки.

Видя, что и другие притихли, Торцов собрал всех нас в гостиную.

– Как же вам не стыдно! – усовещевал он нас. – Какие же вы после этого актеры, если не можете расшевелить своего воображения! Давайте мне сюда десяток детей, я скажу им, что это их новая квартира, и вы удивитесь их воображению. Они затеют такую игру, которая никогда не кончится. Будьте же, как дети!
– Шутка сказать, как дети! – вздохнул Шустов, – Им от природы нужно и хочется играть, а мы насильно себя заставляем.
– Ну, конечно, раз что "не хочется", тогда и говорить не о чем, – ответил Торцов. – Но если это так, то напрашивается вопрос: артисты ли вы?
– Извините, пожалуйста! Откройте занавес, впустите публику, вот нам и захочется, – заявил Говорков.
– Нет. Если вы артисты, то будете действовать и без этого. Говорите прямо: что вам мешает разыграться? – допрашивал Торцов.

Я стал объяснять свое состояние: можно топить камин, расставлять мебель, но все эти маленькие действия не могут увлекать. Они слишком коротки: затопил камин, закрыл дверь, смотришь – заряд уже кончен. Вот если бы второе действие вытекало из первого и порождало третье, тогда иное дело.

– Итак, – резюмировал Торцов, – вам нужны не коротенькие внешние, полумеханические действия, а большие, глубокие, сложные, с далекими и широкими перспективами?
– Нет, это уж слишком много и трудно. Об этом мы пока не думаем. Дайте нам что-нибудь простое, но интересное, – объяснил я.

– Это не от меня, а от вас зависит, – сказал Торцов. – Вы сами можете любое действие сделать скучным или интересным, коротким или продолжительным. Разве тут дело во внешней цели, а не в тех внутренних побуждениях, поводах, обстоятельствах, при которых и ради которых выполняется действие? Возьмите хотя бы простое открывание и закрывание двери. Что может быть бессмысленнее такой механической задачи? Но представьте себе, что в этой квартире, в которой празднуется сегодня новоселье Малолетковой, жил прежде какой-то человек, впавший в буйное сумасшествие. Его увезли в психиатрическую лечебницу... Если бы оказалось, что он убежал оттуда и теперь стоит за дверью, что бы вы сделали?

Лишь только вопрос был поставлен таким образом, наше отношение к действию – или, как потом выразился Торцов, "внутренний прицел" – сразу изменилось: мы уже не думали о том, как продлить игру, не заботились о том, как она у нас выйдет с внешней, показной стороны, а внутренне, с точки зрения поставленной задачи оценивали целесообразность того или иного поступка. Глаза принялись вымерять пространство, искать безопасные подходы к двери. Мы осматривали всю окружающую обстановку, приспособлялись к ней и старались понять, куда нам бежать в случае, если сумасшедший ворвется в комнату. Инстинкт самосохранения предусматривал впереди опасность и подсказывал средства борьбы с ней.


(К.С. Станиславский "Работа актёра над собой", часть 1, глава 3 «Действие. "Если бы", "предлагаемые обстоятельства"»)

[N N]

– Получается, знаете ли, безвыходное положение: нужно творить вдохновенно, но это умеет делать только подсознание, а мы, изволите ли видеть, не владеем им. Извините, пожалуйста, где же выход? – недоумевал и чуть иронизировал Говорков.

– К счастью, выход есть! – прервал его Аркадий Николаевич. – Он заключается не в прямом, а в косвенном воздействии сознания на подсознание. Дело в том, что в человеческой душе существуют некоторые стороны, которые подчиняются сознанию и воле. Эти-то стороны способны воздействовать на наши непроизвольные психические процессы. Правда, это требует довольно сложной творческой работы, которая только отчасти протекает под контролем и под непосредственным воздействием сознания. В значительной части эта работа является подсознательной и непроизвольной. Она по силам лишь одной – самой искусной, самой гениальной, самой тончайшей недосягаемой, чудодейственной художнице – нашей органической природе. С ней не сравнится никакая самая изощрённая актерская техника. ...

– А если природа закапризничает? – спросил кто-то.

– Надо уметь возбуждать и направлять ее. Для этого существуют особые приемы психотехники, которые вам предстоит изучить. Их назначение в том, чтобы сознательными, косвенными путями будить и вовлекать в творчество подсознание. Недаром же одной из главных основ нашего искусства переживания является принцип: "Подсознательное творчество природы через сознательную психотехнику артиста". (Подсознательное – через сознательное, непроизвольное – через произвольное.) Предоставим же все подсознательное волшебнице природе, а сами обратимся к тому, что нам доступно, – к сознательным подходам к творчеству и к сознательным приемам психотехники. Они, прежде всего, учат нас, что когда в работу вступает подсознание, надо уметь не мешать ему.

<...>

– Значит в нашем искусстве нужно беспрерывное подсознательное творчество, – вывел я заключение.

– Всегда творить подсознательно и вдохновенно нельзя, – заметил Аркадий Николаевич, – таких гениев не существует. Поэтому наше искусство предписывает нам лишь подготовлять почву для такого подлинного, подсознательного творчества.

– Как же это делается?

– Прежде всего, надо творить сознательно и верно. Это создаст наилучшую почву для зарождения подсознания и вдохновения.

– Почему же? – не понимал я.

– Потому что сознательное и верное рождает правду, а правда вызывает веру, а если природа поверит тому, что происходит в человеке, она сама примется за дело. Вслед за ней вступит подсознание и может явиться само вдохновение.


(К.С. Станиславский "Работа актёра над собой", часть 1, глава 2 "Сценическое искусство и сценическое ремесло")

[N N]

Уи́льям Шекспи́р (англ. William Shakespeare[1]; 23 апреля 1564 года[2], Стратфорд-на-Эйвоне, Англия — 23 апреля 1616 года[2], там же) — великий английский драматург и поэт, один из самых знаменитых драматургов мира, автор (согласно Шекспировскому канону) по крайней мере 12 трагедий, 16 комедий, 6 исторических хроник — в том числе состоящих из нескольких частей, 4 поэм и цикла из 154 сонетов.




Бедна любовь, если её можно измерить.
Бедная мудрость частенько бывает рабой богатой глупости.
Бедное раздавленное насекомое страдает так же, как умирающий гигант.
Болезнью шутит тот, кто ран не ведал.
Быть или не быть — вот в чем вопрос.
Великие люди гибли часто от рук бездельников.
Весь мир — театр, в нём женщины, мужчины — все актеры.
Весь мир — театр, а люди в нём — актеры.
Весь мир - театр, и люди в нём - актёры, у них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль.
Вечное наслаждение равносильно вечному лишению.
Видеть и чувствовать — это быть, размышлять, это жить.
Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут и не исполняют даже возможного.

В мире нет ничего ни хорошего, ни плохого — мы сами придумали всё это.
Nothing is really good or bad in itself—it’s all what a person thinks about it.
(«Гамлет», акт 2, сцена 2)

Где мало слов, там вес они имеют.
Гремит лишь то, что пусто изнутри
Даже клятвы любящих стоят не дороже клятвы трактирщиков. Обе скрепляют фальшивые счета.
Еретик — не тот, кто горит на костре, а тот, кто зажигает костёр.
Если бы все те, у кого строптивые жёны, дошли до отчаяния, то десятая часть
Жизнь человеческая — это ткань из хороших и дурных ниток.

Леди Анна: (…) Зверь, самый лютый, жалости не чужд.
Глостер: Я, леди, чужд. Так, значит, я не зверь.
(«Король Ричард III»)

Здоровье дороже золота.
Земля, природы мать, — её же и могила: Что породила, то и схоронила.

Имей больше, чем показываешь.
Говори меньше, чем знаешь.
Have more that you showest
Speak less than you knowes
(«Король Лир»)

Интрига составляет силу слабых. Даже у дурака хватает всегда ума, чтобы вредить.
Истинная любовь не может говорить, потому что истинное чувство выражается скорее делом, чем словами.
Истинная честность живет часто как жемчужина в грязной устричной раковине.
Какая странная судьба, что мы всего более грешим именно тогда, когда слишком благодетельствуем другим.
Коль музыка ты пища для любви, играйте громче.
Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце.
Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею.
Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем мы можем быть.
Маленькие люди становятся великими, когда великие переводятся.
Мужчины смахивают на апрель, когда ухаживают, и на декабрь, когда уже женаты.
Наша жизнь — одна бродячая тень, жалкий актер, который кичится какой-нибудь час на сцене, а там пропадает без вести; сказка, рассказанная безумцем, полная звуков и ярости и не имеющая никакого смысла.
Надежда — посох любви.
Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы возможно могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать.
Надежда на наслаждение почти так же приятна, как и само наслаждение.
Не вечная ли это насмешка любви, что женщина не может любить того, кто любит её?
Не знает юность совести упрёков.
Немые бриллианты часто действуют на женский ум сильнее всякого красноречия.
Ни один порок не настолько прост, чтобы не принимать с внешней стороны вид добродетели.
Никогда не найдёшь женщины без готового ответа, разве что она окажется без языка.
Новые почести походят на новые платья: их надо поносить для того, чтоб они хорошо сидели.
Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.
О, чтоб тебя! Убыток за убытком!
Оденьте преступление в золото — и крепкое копьё правосудия переломится, не поранив; оденьте в рубище — его пронзит и соломинка пигмея.
Одним взглядом можно убить любовь, одним же взглядом можно воскресить её.
Опасней и вредней укрыть любовь, чем объявить о ней.
От исчезновения одной-единственной женщины в мире не остановится ничего, кроме сердца одного-единственного мужчины.
Природа всегда возьмёт своё.
Прогнило что-то в Датском королевстве. (Гамлет)
Пусть порицают тебя за молчание — не бранили бы только за говорливость.
Разбойник требует: кошелёк или жизнь. Врач отнимает и кошелёк и жизнь.
Разумный глупец лучше глупого мудреца.
Рыбы в море поступают как люди на земле: большие поедают малых.
Самолюбие не так заслуживает осуждения, как недостаток самоуважения.
Слова — всегда слова.
Сущность закона — человеколюбие.
Так сладок мёд, что, наконец, он горек. Избыток вкуса убивает вкус.
Торжествовать над смертью покорённой.
Трудно запугать сердце, ничем не запятнанное.
Трус умирает при каждой опасности, грозящей ему, храброго же смерть настигает только раз.
Успех остроты зависит от уха слушателя, но не от языка, сказавшего её.
Уродство сатаны ничто пред злобным женщины уродством!
Хороша любовь искомая, ещё лучше — рождающаяся без исканий.
Человек — это животное стремящееся возвыситься до Бога, и большинство наших бед — неизбежный побочный эффект направленных на то усилий.
Чем меньше слов, тем больше будет чувства.
Чем страсть сильнее, тем печальнее бывает у неё конец.
Чтобы оценить чьё-нибудь качество, надо иметь некоторую долю этого качества и в самом себе.
Чума на оба ваших дома.


Источник

[N N]

... Помню, был чудный солнечный день, я гулял вдоль Дуная. И вдруг увидел кинотеатр, на котором афиша по-английски: «Американский кинофильм «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном. Венгерские субтитры». А я не знал даже, кто такой Джек Николсон. Но подумал: «О, наконец-то смогу посмотреть американское кино». Купил билет, и совершенно точно скажу, что я вошел в зал одним человеком, а вышел другим: этот фильм перевернул мою жизнь. В этой картине есть сцена, где герой Джека Николсона, который находится в психлечебнице, спорит с остальными ее обитателями, утверждая, что он оторвет от пола каменный умывальник. Он пытается, у него вздуваются жилы на лбу, на шее, но не может. И все начинают над ним подтрунивать, а он говорит: «По крайней мере, я попробовал». И я вдруг понял, что в этом и состоит весь смысл жизни! Нельзя говорить «да не получится», «да бесполезно», — а так живут почти все. Ты обязан пробовать, это единственное, ради чего стоит жить...

(Владимир Познер)

[N N]

Однажды утром, сидя в заставленном книжными шкафами кабинете Горького, я рассказал ему о возникшей у меня в те дни идее фантастического романа. Место действия - стратоплан, совершающий междупланетное путешествие. Недалеко от цели путешествия - катастрофа. Междупланетный корабль начинает стремительно падать. Но падать предстоит полтора года! Сначала мои герои, естественно, в панике, но как они будут вести себя потом?

- А хотите, я вам скажу, как? - Горький хитро пошевелил усами. - Через неделю они начнут очень спокойно бриться, сочинять книги и вообще действовать так, как будто им жить по крайней мере еще лет 20. И, ей-богу, так и надо. Надо поверить, что мы не разобьёмся, иначе наше дело пропащее.

(Е.И. Замятин "М. Горький")