глава третья
Какие проблемы, папа?
- Подрался? – просто спросил отец.
Артур смотрел на пол, словно там что-то немыслимо интересное. Сказал сквозь зубы, чтоб непонятно, что больно говорить:
- Упал.
- Долго падал?
- Долго.
- Ладно. Как техникум?
- Нормально.
- Проблемы?
- Нет.
- Тебе Инна звонила, просила, чтобы ты перезвонил.
- Спасибо. Я пойду?
- Куда?
- Позвоню.
- Давай. Скоро мать придет. Надо картошки начистить.
- Начищу.
Отец нахмурился и пошел в свою комнату. Читать. Фанател от детективов. Артур этого не понимал. Что, в жизни мало всякой грязи? Воров, насильников, убийц? Книги надо читать отвлекающие - добрые, чистые. Пусть даже детские. Чем плохи книжки про Незнайку или Гарантийных человечков? Веселые, прикольные. Почему людей манит криминал? По телеку вон каждый день стреляют, режут, грабят, воруют… Если бы люди были нормальными, им бы этого не хотелось ни видеть, ни слышать. И показывать тогда смысла не было бы. Откуда чернота? Как избавиться от нее?
На том конце провода упорно отвечали короткими гудками. Странно. Может Инка сама звонит? Положил трубку. И точно. Звонок.
- Инна! Привет!
Не Инна. Голос мужской, жесткий:
- Артур Успенский?
- Да, кто это?
- Какая нахер разница! Прощайся с родственниками, паскуда! Завтра сдохнешь. Понял, волчара мусорской?
- Сенек? Ты?
Гудки…
Артур сел на стул. Стало как-то грустно и противно.
Сенек как его звали друзья-бандиты или Виктор Сеньков по паспорту был одноклассником Артура. А после девятого еще и однокурсником. Везде есть, наверное, такой. Хулиган, заводила. Даже в колонию его отправляли на год, семиклассницу из соседней школы пытался изнасиловать. Вернулся, правда, досрочно, через три месяца. Сильно изменился. Замкнутый стал, злой. Раньше пинки одноклассникам отпускал, девчонок за косы дергал, а тут бригаду сколотил. Деньги у лохов на улицах вышибать начали, по квартирам лазить, территорию с какими-то другими шайками делить.
Артуру было все равно, чем они там занимались. Не любил он бандитов и воров. Все это не по человечески. Вопреки желанию другого. Не надо насилия. Зачем заставлять других страдать. Хочешь денег, зачем воровать, иди заработай. Хочешь женщину, зачем насиловать, познакомься наладь отношения – и пожалуйста. Даже побить если кого охота, иди на бокс, там все такие собираются, готовые и бить и получать в ответ. Можно же чтобы всем хорошо.
Не обращал внимания Артур до тех пор пока не коснулось его. Точнее его друга – Федора. В школе еще учились. Влюбился Федор по самые уши в девчонку классом младше. Гуляли ночью с ней в парке, мороженое ели. А тут, как на зло, Сенек с дебилами. Сеньку видите ли девочка понравилась. «Хочу ее и все!» - говорит. Разорвал внаглую кофточку, начал лифчик стаскивать. Федор в драку. Но куда против десятерых. Избили и его и ее. Затащили в кусты, а там не только Сенек, но и полбригады по девочке прошлись. А Сенек додумался, еще и Федора, для эффекта, как он любит выражаться.
Артур когда узнал, хотел сразу в милицию, чтобы порвали Сенька на куски. Но Федор не разрешил. Видите ли, Сенек сказал, что убьет, если в мусарню стуканут. Плачет такой, сопли по лицу, и упирается. «Мало что убьет, еще же всем расскажет, что меня того…»
Артур два дня сдерживался. Ночью спать не мог. А потом пошел. Рассказал все как было. Еще капитан умный попался, сочувствующий. Спросил: «Сеньков? Как же, знаем! Вон сколько про него материала собрано. Только ничего до суда довести не можем. Все назад заявления забирают, как сговорились. Ты бы тоже не совался в это дело, раз эти пострадавшие не чешутся». Но не мог, Артур, не соваться. Слишком уж раздирала такая несправедливость. С ума бы наверное скорее сошел. Написал все что знал. А на суде оказалось, что все он сочинил. Масса свидетелей подтвердила, что это Артур, избил своего друга и домогался до его подруги, а в суд на Сенькова подал чтоб от себя подозрения отвести. И это не самое обидное. Совсем обидно было, когда Федор отмалчивался, а запуганная подруга твердила, что де никакой не Сенек, а именно Артур до нее домогался. В общем спасла Успенского только душевная доброта Виктора Сенькова, не обидевшегося на такую наглую клевету и отказ Федора подавать против него заявление. Так Артур потерял лучшего друга и нажил массу врагов. Потом эти враги оказались с ним в одном техникуме. Дальше Вы знаете.
Телефон зазвонил снова. Артур замер, только после третьего звонка поднял трубку.
- Артур?
- Да, Инна.
- Что-то голос у тебя какой-то. Ты не заболел?
- Да нет, нормально все.
- Ты ко мне зайдешь сегодня?
- Во сколько?
- Вечером, часов в девять. На дискотеку пойдем?
- Обязательно?
- Ну… Можно в принципе и у меня посидеть.
- Хорошо. Жди.
В дверях обозначился отец:
- Ты картошку чистить думаешь? Чего смотришь? Мать скоро придет!
Артур встал и молча пошел на кухню.
Когда мать вернулась с работы, на столе стояло ведро начищенной картошки.
- Николай! – позвала она мужа. – Зачем мне столько?
Появился отец с новой книгой. Увидел. Пожал плечами:
- То не хочет… То целое ведро… Переходный возраст! Побитый сегодня пришел. Говорит, упал…
- А где он?
- К Инне, наверное, пошел. Она ему звонила.
Фильм был тупой и предсказуемый как впрочем, любой ужастик. Бродили по экрану восставшие мертвецы, текли реки крови и гнойной слизи. Артур не смотрел. В его объятиях сладко стонала прекраснейшая из девушек, та, которую обожал всей душой, та, ради которой готов был идти в любой бой и на любую смерть. Даже проблемы с Сеньком казались примитивными и совершенно нереальными. Кто-то из родителей Инны постучал в запертую дверь.
- Что такое? – крикнула Инна.
- Вы чай будете?
- Попозже, мама!
- Хорошо. Сделайте телевизор потише, такие крики жуткие. Ужасы что ли смотрите?
Артур с Инной уткнулись в подушку чтобы предки не слышали дикого хохота. Как хорошо. Как классно вот так вдвоем, с любимой девчонкой.
Инна достала пульт, направила на телевизор, убавила громкость.
Получилось так изящно, что Артур не выдержал и снова навалился с поцелуями.
Инна хихикнула, нежно оттолкнула его, встала и накинула халатик с синими драконами.
- Какой ты голодный! Пойдем чайку хряпнем.
- А может…
- Хватит-хватит. Уже и так пол фильма пропустили.
Чай пили с бубликами. Было в этом что-то патриархальное. Забыто-семейное.
- Я в мебельном такую стенку присмотрела! – вспомнила мама Инны. – Необыкновенно красивая! Думаю, если мы поставим ее в зале… Представляешь. Заходишь в зал, а там не эти ободранные обои, а красивая голландская стенка.
Папа тут же поспешил сменить тему.
- Точно! – воскликнул он. – Сегодня новости смотрел. В Голландии разрешили однополые браки. Представляете, что делают! А в Дании аборты теперь можно делать без всяких церемоний. Захотел – сделал.
- Это ты к чему? – не поняла мама.
- Мир с ума сходит.
- Это понятно. А еще я видела в том же магазине мягкую мебель. Диванчик как раз в Инкину спальню впишется…
- О! Артур! – вспомнил папа. – А ты видел, как наша Инка рисует?
- Ну видел… пару рисунков.
- Нет! Ты наверняка пропустил самое интересное!
Папа резко выбежал из кухни и вернулся с кипой альбомных листов.
- Ну зачем ты! – Инна недовольно наморщила носик. – Думаешь Артуру это интересно?
- Конечно интересно! – не согласился Артур.
Даже в папиной энциклопедии по живописи Артур не видел такой красоты. Красоты, созданной девушкой которую его мечты. Инна, фыркнув, ушла в спальню. И потом, после чая, долго еще отворачивалась от Артура, когда тот пытался ее развеселить.
Когда все улеглось и картины благополучно вернулись в секретер, родители отправились спать, а Инна проводила Артура до дверей подъезда. Отпустила с долгим прощальным поцелуем.
Вечерняя прохлада бодрила. Артур шел через двор и пьянящая радость переполняла его. Как хорошо жить. Как прекрасно любить и быть любимым.
глава четвертая
русская лапта
Утро раскрасило все совсем в другие краски. Мир изменился совсем не в лучшую сторону. Воробьи бесились в ветках смородины как-то неискренне. Не одобрил бы Станиславский их обреченного чириканья. Люди стали печальными и милыми. Смотрели с сочувствием и пониманием. Артур тоскливо шагал по самому нелепому в такой ситуации маршруту – в техникум. Что заставляло идти? Сложный вопрос. Что заставляет нас, чувствуя внутри себя дрожь, слабость, страх поступать им вопреки? Упрямство? Презрение к собственной слабости? Боязнь самого себя? Да, страшно. Да хочется исчезнуть, спрятаться… И все же он шел. Пытался подняться хоть чуть выше животного, дрожавшего внутри. Теплилась в подвале сознания странная надежда, что не всегда человек человеку волк, что может все измениться, и что могут даже враги понять друг друга. Откуда эта надежда? Из книжек? Из фильмов? А может от рождения, когда приходит в мир человек беспомощный и беззащитный, и не едят его, не убивают, а даже любят и заботятся? Потом доверие пропадает. А может и не пропадает? Светится иногда изнутри, как сейчас.
В техникумовском фойе все здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечам. Бдительно следила за порядком завуч Мария Мироновна. У обшарпанного гардероба беседовал с каким-то белобрысым пацаном Федор. Заметил Артура, сразу съежился, отвернулся. Сеньковских ребят не было. Может лажа все. Может, обойдется сегодня без разборок и братоубийств…
Сенек нарисовался на второй паре. Лекция уже началась. Юрий Михайлович, рассеянно кивнул опоздавшему и опять зачертил на доске уравнения. Сенек увидел Артура, улыбнулся ему и подмигнул как-то особенно весело. Сел у входа. Артур присмотрелся к аудитории. Гены нет. Нет и его друзей. Может, Сенек с ними разобрался? Теперь его, Артура очередь.
- Успенский! – надо же, какие мы наблюдательные, Юрий Михайлович. – Ты чего крутишься? Сядь нормально.
Сенек засмеялся громко, азартно:
- Это он ягодицы разминает! Готовится к спортивному мероприятию.
- А вы бы, Сеньков, помолчали. Сами вон опоздали.
- А я чего! Я старушку того…
- Топором? – хмуро пошутил преподаватель.
- Не, через дорогу…
- Широкие у вас дороги… За одну пару не перейти… Ладно. На чем я там остановился. Так. Возьмем уравнение с двумя неизвестными, содержащие по крайней мере один из членов с неизвестным в квадрате…
После первой половины пары Сенек подошел к Артуру:
- Ну что, мусор, пойдем во двор, поболтаем?
- Как вчера одиннадцать против одного?
- Да нет, ты знаешь, поменьше нас стало после вчерашнего. У некоторых, сам понимаешь, ножки болят. Некоторые пересрали. Пойдем? Просто поболтаем о том, о сем.
- Ну, пошли.
Задний двор оказался на удивление пуст. Но удивление было недолгим. Из пролома в заборе вышли пятеро уцелевших во вчерашем бою отмороженных Сеньковских шестерок. Все спортсмены, судя по бейсбольным битам в руках. Отсутствовали прострелянные вчера, и тот рыжий, что их перевязывал.
Артур кашлянул, сбивая хрипоту в горле, поинтересовался:
- Тренируетесь? Лаптисты что ли?
- Ага! – хохотнул Сенек. – Лаптисты-онанисты. А ты что, испугался?
- Да нет! – голос Артура предательски срывался на хрип. – Только я свое заявление забирать не буду. Я вам не Федя.
Ребята, окружившие Артура заулыбались.
- Молодец! – похвалил Сенек. – Не забирай. Его ж сначала написать надо. А кто писать будет, если ты вдруг гриппом заболеешь или под поезд попадешь, к примеру… Оно же совсем непонятно, под колесами тебя поломало или битами бейсбольными… Скорее все же под колесами, биты ж они для другого, ими во что-то там играют.
Артур мысленно выругал себя за то, что пошел за Сеньком. Но уже поздно. Пацаны стояли плотно, биты на взмахе. Уйти не получится.
- Давай, на колени становись. Не все ж нам стоять.
Артур презрительно посмотрел в глаза непонятного ему однокурсника. Почему он так живет? Откуда в нем столько зверя?
- Чево зенки залупил? На колени, паскуда!
Сзади рубанули битами под колени. Артур потерял равновесие и оказался внизу.
Сенек продолжал улыбаться.
- Может по мирному разойдемся? Отсосешь и свободен?
Соратники благостно загоготали. Сегодня никто не должен им помешать. Не должен… Но помешал.
- Я же сказал, голубой!
Гена. В руках огромная книга. Откуда взялся? Сенек оторопел лишь на секунду. Опять этот черножопый. Но, увидев, что тот сегодня один, улыбнулся. Очень видно хорошее настроение у него было в этот день:
- Ты? Приятно. Подружки собрались. Опять со стволом?
- Нет, с альбомом.
- Не понял.
- А чего тут понимать! – в голосе Гены послышалось такое презрение, что Сеньковским ребятам стало не по себе. – Возьмите на память!
Он швырнул альбом под ноги компании. Тот ударился об асфальт рассыпая вокруг весьма интересные кадры. Артур увидел на отлетевшей к нему фотке какие-то голые тела и не сразу понял, что его страшный одноклассник Виктор Сеньков ублажает сразу двух каких-то похабного вида мужиков.
Пацаны зароптали, подбирая и рассматривая детальные снимки. Сенек не улыбался. Запуганно смотрел то на своих теперь очевидно бывших соратников, то на поднявшегося на ноги Артура, то на ненавистного Гену.
- Это мне один мусор подарил. – Небрежно заметил Геннадий. – Тот, которому ты вылизывал всякие интересные места после утреннего стула. Тебя ж за это досрочно освободили? Я и в техникуме одну фотку повесил. Большую такую, метра два на два.
Сенек покраснел и в бешенстве рванул к Гене. Но на втором шаге словно споткнулся обо что-то невидимое и растянулся на асфальте. Как он кричал! Бесконечная досада наполнившая этот крик запомнилась Артуру навсегда.
Из разорвавшейся дырой штанины хлестала кровь.
- Артерия! – спокойно констатировал Гена.
Сеньковские, схватив несколько фотографий, чтобы потом чем-то отмазаться перед остальными с криками: «У них снайперы!» рванули назад к дыре в заборе.
- Ну что? – Гена, небрежно ногой повернул голову Сенька лицом вверх. – Кто из вас мусорской?
- Падла! – бессильно простонал Сенек. Он не мог подняться, слишком быстро терял силы, но руки все еще рвались к необъяснимому, непонятному, лишившему его всего подлецу.
Во двор въехала и заскрипела противными тормозами скорая. За ней тихо вкатил и замер благородный черный БМВ. Артур хотел бежать, но Гена остановил его:
- Это свои! – И обращаясь к выскочившим из машины показал на Сенька: - К врачу! Это тело нужно мне вечером живое. Для цирка.
Сенька бросили в краснокрестовую скорую словно дохлого пса и повезли, наверное, к знакомому по вчерашним событиям доктору. Мощный парень в черном костюме заботливо распахнул заднюю дверь БМВ, приглашая Гену садиться.
- Ты первый, - предложил Гена Артуру, пропуская в салон. Сам сел следом. Атлет захлопнул дверь и плюхнулся впереди, рядом с шофером. Машина мягко тронулась с места.
Стремительность последних событий заставила Артура затихнуть и тревожно задуматься. С одной стороны, где-то глубоко в том, что принято называть душой, зудела противная мысль, что Гена перегибает палку. С другой стороны нелепо разбираться. Гена спас его. Спас дважды. Причем в этот раз наверняка от смерти. И он, Артур, не может, не должен думать о нем плохо.