К. Бальмонт «Эльф»
Сперва играли лунным светом феи.
Мужской диез и женское - бемоль -
Изображали поцелуи и боль.
Журчали справа малые затеи.
Прорвались слева звуки-чародеи.
Запела Воля вскликом слитных воль.
И светлый Эльф, созвучностей король,
Ваял из звуков тонкие камеи.
Завихрил лики в токе звуковом.
Они светились золотом и сталью,
Сменяли радость крайнею печалью.
И шли толпы. И был певучим гром.
И человеку Бог был двойником.
Так Скрябина я видел за роялью.
1916 г
.
из любимых мною...
http://www.youtube.com/watch?v=4EfRKOkQZGU&feature=relatedА.Скрябин - самый цветной композитор...Подобный феномен встречаем в истории музыки не раз: и у Мессиана, и у Римского-Корсакова было цветное восприятие.
Скрябин изначально слышал и видел лишь три тональности
(когда цвет при звучании возникает сам собой:
до мажор — красный, фа мажор — зеленый, фа диез мажор — фиолетовый).
И только потом, когда Скрябин понял, что его дар — нечто особенное,
стал сознательно цветовую шкалу дорабатывать (и неправильно, когда биографы пишут,
будто вся шкала сидела в голове от рождения).
Вспомнить случай, когда в 1913 году в ресторане «Прага» Скрябин взялся доделывать
уже пропечатанную световую партитуру «Прометея», противореча новыми замечаниями
себе прежнему...
http://www.youtube.com/watch?v=CrnSxSe5qRkПод воздействием разного рода факторов, включая и увлечение теософией, композитор делил тональности на “духовные” (Fis-dur) и “земные”, “материальные” (C-dur, F-dur). Соответственно характеризовались им и цвета: красный — “цвет ада”, синий и фиолетовый — цвета “разума”, “духовные” цвета.
... Сабанеев в своих воспоминаниях о Скрябине особо фиксирует ментальный, осознанный характер предлагаемых им соответствий. Композитор был убежден, что его ассоциации универсальны.
“Это не может быть индивидуально, — твердо сказал Скрябин. — Должен быть принцип, должно быть единство. Игра случайностей — это зыбь на поверхности, а основное должно быть общее” [15].
В поисках этого общего композитор достраивал систему цвето-тональных аналогий. “Три ясных для меня цвета дали мне три пункта опоры”, — говорил он, признаваясь, что остальные цвета выведены им “теоретически” [16]. В естественном стремлении “расположить в систему все ассоциации”, Скрябин сопоставил “родственные” цвета (расположенные по спектру) и “родственные” тональности (расположенные по так называемому квинтовому кругу). “Заметив эту закономерность, Скрябин нашел те не хватавшие ему звенья гаммы цвето-звукового соответствия и должен был и внутренне согласиться, что он прав в своей теоретической предпосылке. Другими словами, он стал искать в глубине своих представлений те ассоциации, которые вытекали по его теории, и убедился, что вызвать их нетрудно”
отсюда:
http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/MEN/COLOR.HTMи еще...Скрябин и Чюрленис....отсюда
http://prometheus.kai.ru/skr-chur_r.htm#10 "Скрябин-Чюрленис" при исследовании истоков светомузыкального искусства. Считается обычно при этом, что первый шаг к светомузыке "со стороны музыки", выражаясь языком популярной литературы, сделал А.Скрябин, а "со стороны живописи" - М-К..Чюрленис. Причем особо подчеркивается, что зарождение и реализация замысла "световой симфонии" (у Скрябина) и "музыкальной живописи" (у Чюрлениса) произошло практически "синхронно" - в первом десятилетии ХХ века. Да, они были современниками, пусть и не пересекались в личных контактах друг с другом. Известно, что Скрябин знал Чюрлениса по его живописным работам. Более того, биограф Скрябина упоминает имя художника в ряду его "любимцев", фиксируя в своих известных воспоминаниях: "А.Н. раз даже пошел на выставку Чюрлениса и был очень ею восхищен. Странные, галлюцинаторные картины этого художника его захватили", - пишет он, хотя полного душевного резонанса не произошло, ибо Чюрленис, по мнению Скрябина, "слишком призрачен, в нем нет настоящей силы, он не хочет, чтобы его сон стал реальностью" [3, с.144, 248]. Свидетельств же того, что Чюрленис был знаком со скрябинской музыкой и его светомузыкальными идеями - нет: выходит, они шли к общей цели, но разными путями и самостоятельно. Тем не менее, в их судьбах, в их мировоззрении и даже в произведениях так много общего, что творческие параллели напрашиваются сами собой.