Loading

Портал суфизм.ру | Что такое суфизм? | Суфийский орден Ниматуллахи | Правила поведения на форуме | В помощь начинающим
Четвертый путь | Карта сайтов | Журнал "Суфий" | Контакты | Архив электронного журнала | Архив форума

Автор Тема: Крест-Солнышко  (Прочитано 1121 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

poslushnic

  • Энтузиаст
  • ****
  • Сообщений: 106
  • Reputation Power: 1
  • poslushnic has no influence.
    • Просмотр профиля
Re: Крест-Солнышко
« Ответ #2 : 28 ЬРп 2009, 21:56:05 »
Так же, как медитации, нам необходимо научиться сосредоточению. Практика сосредоточения — просто обязательна для духовного человека.

В условиях нашей жизни, когда у нас не бывает много свободного времени, размышление, так же, как и сосредоточение, можно разбить на несколько отрезков в течение дня. Я называю это «поиском интервала». А возможностей много, только нужно их найти и иметь желание. Те минуты, когда мы можем мысленно оторваться от работы, можно отдать размышлению о жизни, о Боге. И даже когда мы должны думать о работе (о посетителе), разговаривать, мы можем без ущерба для своего дела быть погружены в созерцание.

Как говорит Мейстер Экхарт, когда человек жаждет, что бы он ни делал, перед ним мысленно — стакан, воды. Так и наше стремление к Богу, пребывание перед Его лицом возможно при внешней занятости делами. Конечно, такое сосредоточение — большой дар, и к этому мы можем пока только стремиться.

Вначале, конечно, нужно учиться сосредотачиваться, когда нет дел, и тогда постепенно оно станет постоянным нашим состоянием. Когда общаешься с таким человеком, чувствуешь: он весь — здесь, с тобой, в твоих делах и проблемах, но при этом в нем чувствуется какой-то постоянный фон — это внутренняя сосредоточенность нерассеянной души. В каждом из этих состояний он находится полностью, целиком, они гармонично в нем сливаются, и видишь, что это действительно возможно, это реально достигнуть!

Ну а нам, которые еще не получили такого дара, нужно использовать все свободные минутки, искать их и находить в ежедневной суете. Даже если мы вынужденно живем с кем-то и работаем в одной комнате, мы должны думать над каждым своим словом — может быть, оно и не нужно, лучше молчать и напитаться этим молчанием и тишиной.

Из воспоминаний о, отце Станиславе Добровольском
http://www.krotov.info/libr_min/05_d/dob/rovols.htm


Ты слышал ли о том, кто отсутствует и присутствует
В одно и тоже время?
Таков я – хотя и нахожусь среди толпы,
Но сердце мое далеко.

Саади

poslushnic

  • Энтузиаст
  • ****
  • Сообщений: 106
  • Reputation Power: 1
  • poslushnic has no influence.
    • Просмотр профиля
Крест-Солнышко
« Ответ #1 : 23 ЬРп 2009, 11:45:52 »
 

О. Станислав был в Пабярже настоятелем храма и единственным священником. Почему он стал так известен? "Не может укрыться город, стоящий на верху горы". Литва тогда искала очень духовного человека, была в нём потребность. Помню, молочник, простая душа, сказал: "Что наши ксёндзы! Я в костёл-то и не хожу. Но у нас есть Добровольский!" То есть он в народном сознании был носителем чистейшей францисканской – бескорыстной, бессребренической – духовности.


Всё это создавало неповторимое очарование Пабярже, деревушка притягивала гостей не только из Литвы, но и из самых дальних мест. В доме священника не было хозяйки – всё делали (готовили, убирали, помогали в кузнице) сами гости. Сюда ехали верующие, сомневающиеся, интеллигенты, диссиденты, студенты, наркоманы, алкоголики, индуисты, кришнаиты, свидетели Иеговы – ехали, сознавая: Пабярже под присмотром КГБ, после поездки могут быть неприятности.

О годах в лагере о. Станисловас много рассказывал во время служения в Пабярже. В его рассказах – о рабском труде, о бараках, шахтах, лагерной пище, о встреченных им прекрасных людях – не слышалось страдания или ненависти. Упомянутый выше Казимерас Василяускас в 1950 г. попал в один лагерь с о. Станисловасом – в Инту №3. Они пять лет провели вместе, в одном бараке, в одной шахте. По свидетельству Василяускаса, о. Станисловас "был самым светлым из литовцев. Он был примером и в интеллектуальной жизни: постоянно читал нам маленькие лекции (...) чаще всего на религиозные темы. Он был собранным, спокойным, этим и привлекал людей". В лагере о. Станисловаса называли "батюшкой", но никто не знал, что он монах-капуцин. Он первым приходил на работу и последним уходил, он выбирал самые глубокие и опасные шахты. Он стал легендой в лагере, никого из литовцев так не уважали, как его. Человечный, терпимый, владевший несколькими языками, хорошо знавший философию и богословие, он был замечательным собеседником.

В 1956-м, отсидев две трети срока, о. Станисловас Добровольскис был освобождён "за примерное поведение". Священник запомнил свой последний перед выходом на волю разговор с представителем администрации лагеря. "Ну, гражданин ксёндз, как – изменили свои убеждения?" – спросил тот. "Убеждения не меняются, гражданин начальник, они – углубляются", – ответил о. Станисловас.


Сплетен об о. Станиславе ходило много, но это естественно – он был чудак, юродивый. Сплетничали в основном околорелигиозные дамы, что, видимо, неизбежно в любой конфессии. Примерно к концу 1960-х к нему повалили люди из России – каюсь, не без моего участия. Потому что в массе своей это были недавно пришедшие в Церковь. Пришедшие из фронды, что ещё туда-сюда, или, что куда опаснее, из тяги к любому "запредельному". Всё это было перемешано с диким коллективизмом пресловутых "шестидесятых", когда эдакий комсомольский задор был невероятно силён. И к о. Станиславу целыми агитбригадами ездили. Разговоры до утра, бесконечный чай-кофе... В общем, обычный столичный интеллигентский трёп. Разумеется, я говорю не о конкретном рабе Божием – неофите шестидесятых, а о том весьма тлетворном, на мой взгляд, духе, который тогда очень сильно развился и витал над этими, во всём остальном неплохими, людьми. Всезнающие, праведные, самоуверенные о. Станислава особенно мучили.

Политической деятельности о. Станислав чурался, хотя все литовские диссиденты у него бывали, пытались во что-то вовлечь и очень осуждали за то, что он дистанцируется. Не знаю, что он советовал другим, но мне прямо говорил: держись от всего этого подальше – от борьбы, от идеологий и прочего. Наша борьба – это молиться, жить иначе, стараясь не быть советскими людьми в каких-то корневых основаниях бытия, а не на поверхности.

В начале 90-х его стали обвинять в том, что он "любит большевиков". Я знала его много лет и смело могу сказать, что это не так. Мне кажется, причина некоторого, скажем так, общественного недовольства, которое он возбудил против себя в свободной Литве, двояка.

Во-первых, будучи монахом, он не мог принять и одобрить дуновенья некой вседозволенности, которое пронеслось-таки "над жнивьём Жемайтии", как сказал бы Бродский. Такое головокружение от обретённой свободы...

Во-вторых, к нему стали обильно ездить бывшие литовские коммунисты, те, кто вступал в партию по карьерным соображениям или по каким-то иным. И он всех принимал, со всеми разговаривал. А общественным мнением предполагалось, что это "они", враги. Такая, как англичане говорят, us them mentality. Эта ментальность была ему совсем не свойственна.

Была ещё, кажется, и третья причина известного социального отторжения патера. Дело в том, что в жизни его – старенького, перенёсшего несколько тяжёлых операций человека – в последние годы усилился элемент юродства, которое в нём всегда было. Например, в один из последних приездов в Вильнюс в храме Непорочного Зачатия на Зверинце он вместо проповеди швырнул в ноги собравшейся пастве кошелёк с деньгами и прокричал: "Чего вы пришли сюда? Вот ваш бог!"

И при этом он был невероятно трезвым человеком. Никогда не заблуждался ни на чей счёт. Помню, как приехал кто-то из Москвы и начал наивно восхищаться: ах, Литва! Ах, духовность! Ах, католичество! Патер слушал, слушал, а потом проворчал: "Католичество, католичество... Где вы видели католичество? Национализмус и язычество". Это, конечно, не вся правда – она всегда сферична, объёмна. Но каждая конфессия должна знать про себя и эту часть правды. А он не боялся сказать всё вслух.

Иногда патер приезжал в Вильнюс и встречался с, так сказать, обращающимися. Он с ними много гулял и всегда заходил в одно и то же кафе. Это была проверка! Сидят они за столиком, пьют кофе. И о. Станислав всегда складывал блюдечки, тарелки, чашки-ложки так, чтобы женщине с тележкой было удобнее их убрать. Неофит, горячо делившийся своими высокодуховными проблемами, как правило, одёргивал старика: "Да бросьте вы! Она уберёт".

У него было много таких тестов, и, когда в конце прогулки выходили на площадь Гедимина к колокольне, он говорил: "Манюсенький! Так тебе сейчас не надо в Церковь. Ты будешь фарисей, они Бога убили. А это нехорошо. Научись убирать за собой, считаться с  другими, слушать других..."


Из воспоминаний об отце Станиславе Добровольском (Станисловас Добровольскис, 1918–2005).

http://www.sunhome.ru/religion/11297/p1
« Последнее редактирование: 23 ЬРп 2009, 11:51:15 от poslushnic »

Tags:
 

Персидский суфизм | Антология суфийской поэзии | Энциклопедия духовной культуры | Галерея "Страна Востока"
Издательство "Риэлетивеб" | Джалал ад-Дин Руми | Музыка в суфизме | Идрис Шах | Суфийская игра | Клуб Айкидо на Капитанской

Rambler's Top100 Rambler's Top100