Loading

Портал суфизм.ру | Что такое суфизм? | Суфийский орден Ниматуллахи | Правила поведения на форуме | В помощь начинающим
Четвертый путь | Карта сайтов | Журнал "Суфий" | Контакты | Архив электронного журнала | Архив форума

Автор Тема: Су Сяомэй  (Прочитано 1375 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Нина

  • Неофит
  • **
  • Сообщений: 40
  • Reputation Power: 0
  • Нина has no influence.
    • Просмотр профиля
Су Сяомэй
« Ответ #4 : 24 ЬРавР 2007, 03:14:41 »
Экзамены (государственные экзамены)
Система государственных экзаменов, сдача которых представляла право на получение должности чиновника в государственном аппарате; были введены в Китае в 121 г. И просуществовали с перерывами вплоть до 1905 г. Экзамены эти были трехстепенными. Экзамен на первую степень – «сюцай» - происходил в уездном городе; на вторую – «цзюйжень» - в области; на высшую степень – «цзыньши» – проводился раз в три года в столице. В различные эпохи после столичного экзамена устраивался экзамен при дворе, экзаменатором на котором был сам император. Первый (лучший) среди выдержавших этот экзамен получал почетное звание «чжуаньюань». При династии сунн это звание получали и первые трое. Все, выдержавшие этот экзамен, зачислялись в придворную академию, или Палату ученых, – «Ханьлиньюань».
В зависимости от выбранной на экзамене темы, абитуриенты делились на группы и подгруппы. В качестве тем предлагался тот или иной раздел классического конфуцианского канона «Пятикнижия» (см), так, что основных групп было пять, количество же подтем (а следовательно и подгрупп), на которые делились эти пять основных тем, было различно в разные эпохи.
Основным требованием, предъявляемым к абитуриентам, было умение написать сочинение на заданную тему или цитату из классической книги. Сочинение должно было быть написано изящным слогом и каллиграфическим почерком.  

Пятикнижие
Принятый со времен династии Хань конфуцианский канон из пяти классических книг: «Книга перемен» - «Ицзин», «Книга песен» - «Шицзин», «Книга исторических деяний» - «Шуцзин»,  «Книга обрядов» - «Лицзи» и «Летопись Чуньцю» - «Чуньцю». «Пятикнижие» вместе с «Четверокнижием» составляют основу конфуцианской учености.

Хаос
Согласно китайской мифологии, вселенная не была сотворена, а самообразовалась из бесформенного хаоса. Началом образования мира китайская мифология считает процесс разделения хаоса на небо и землю.


ян и инь
Сила света, мужское начало, положительное, активное начало в природе, и инь – сила тьмы, женское начало, отрицательное и пассивное начало в природе. Это основные понятия древнекитайской натурфилософии, объяснявшей все явления в природе, процесс изменчивости и развития природы как результат взаимодействия этих двух противоположных сил.

Ли Бо
Один из крупнейших поэтов средневекового Китая, оставивший после себя более тысячи произведений. Литературное наследие Ли Бо вошло в сокровищницу китайской и мировой литературы.
Жизнь Ли Бо (701-762), полная приключений, и его смерть, окруженная легендами, послужила темой многих народных рассказов.

Ду Фу
Один из крупнейших поэтов средневекового Китая. (712-770)

Бань Гу
(32-92) Известный историк и поэт, автор «Истории первой династии Хань» («Цянь Хань шу»)

Сыма
Сыма Сяньжу (179-117 гг. до н.э.) известный Пэт древнего КИтая
Сыма Цянь – известный китайский историограф и блестящий стилист. Заступился за опального генерала Ли Лиина и был оскоплен.

Хань
Династия, правившая в Китае с 206 г. до н.э. по 220 г. н.э.

«История Хань»
«История первой династии Хань», составленная Бань Гу (см). Бань Гу умер, не успев завершить своего труда.

Цзинь
Династия, правившая в Китае с 265 по 420 г.

Тан
Династия, правившая в Китае с 618 по 907 г

Чжунцзун
Вступил на престол в 684 г., но фактически правил страной с 705 по 710 г.

Сунн
Династия, правившая в Китае с 960 по 1279 г

старец под луною
иносказательно о вершителе судеб вступающих в брак людей или о свате. В основе этого образа лежит предание о том, как некий Вэй Гу, чиновник периода Тан (см), повстречал старца, который при свете луны перелистывал какую-то книгу. Рядом со стариком лежал мешок с красными шнурками. На вопрос Вэй Гу, что за книгу читает старик, последний ответил, что это книга, в которой записаны все браки Поднебесной. Далее старик рассказал, что шнурки, которые он носит с собой, предназначены для того, чтобы связывать ими ноги мужу и жене. «Связанные моими шнурками супруги, – сказал старец, – будут вечно любить друг друга, как бы ни сложилась их судьба».

горы Маи
Одни из живописных гор в провинции Сычуань.

Эмэй
Живописные горы в провинции Сычуань.

Хуаньху
Живописное озеро в провинции Сычуань.

Миньцзян
Река с живописными берегами, протекающая в провинции Сычуань по отрогам гор Эмэй.

Цзыньши
Высшая чиновная степень (см. государственные экзамены)

мэй
порода дерева, растущего обычно в полях и на горах. Цветет ранней весной или зимой нежными бледно-розовыми цветами (мэй), напоминающими собой цветы персика. Цветок мэй – один из любимых цветов китайцев, часто воспеваемый в художественной литературе.

министр Ван
см. Ван Аньши

Ван Аньши был неопрятен
Следует иметь в виду, что противники знаменитого государственного деятеля, ученого и поэта Ван Аньши (1021-1086) выступали не только против его реформ, но всячески старались опорочить и его личность, что нашло свое отражение и в художественной литературе.

Лу Бань
По преданию, искусный механик и плотник древнего Китая; впоследствии обожествлен как дух-покровитель плотницкого дела. «Перед Лу Банем хвастать уменьем владеть топором» означает: «перед мастером хвастать своим искусством».

ученические упражнения
так Ван Аньши из скромности говорит о поэтических сочинениях своего сына.

разметить его сочинение
В старом Китае было принято при чтении какого-либо сочинения особо удачные места в смысле красоты слога, образности выражения, а также красиво написанные иероглифы отмечать сбоку у текста кружочками. Такие кружочки обычно писались красной тушью. Менее понравившиеся места могли отмечаться точками.

союзу меж Цинь и Цзинь
– двумя княжествами периода Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.). Между членами правящих семейств этих уделов постоянно заключались браки. Впоследствии выражение «союз Цинь и Цзинь» стало образным выражением для обозначения брака.

Цинь Гуань
Он же Цинь Шаою (1049-1101), известный в свое время государственный деятель, ученый и поэт.

сюцай
Первая ученая степень (см. государственные экзамены); «сюцаями» ( то есть «талантливыми») иногда называли людей, хорошо знакомых с классической литературой, но не обязательно выдержавших экзамены. При династии Мин (XIV – XVII вв) и Цин (XVII в.– 1911 г.) «сюцаями» называли также лиц, обучающихся в государственных училищах.

Гаою
Город и уезд в провинции Цзянсу.

счастливый (благоприятный) день
- по народным поверьям, для любого начинания, будь то посевов, открытия торговли, заключения брака или поездка, определялись благоприятные или неблагоприятные дни. Их устанавливали гаданием или по календарю, в котором такие дни указывались.

«оборванные строфы»
(цзецзюй) – одна из наиболее распространенных форм старой китайской поэзии: пяти- или семисловные четверостишия с цензурой после второго слога в первом случае, после четвертого – во втором; названы «оборванными» в отличие от восьми стиший, так называемых полных строф («люйшай»)  другой распространенной формой китайской классической поэзии.

парные стихи
(«дуэйр», или «дуйлянь»)  широко распространенные в Китае. Каждый из них представляет собой поэтическое выражение, написанное ритмической прозой или стихами. Второй стих по своему содержанию логически дополняет или противопоставляется первому и пишется в ритмическом и синтаксическом соответствии с ним.


Железо и медь бросают в плавильную печь
Это четверостишие представляет собой иероглифическую загадку типа шарады.

1. «Железо и медь бросают в плавильную печь» намекает на слово «соединение», «сплав» (по-китайски – «хуа»)

2. «По белой стене ползут муравьи чередой» намекает на слово «вдоль по», «следовать по» (по-китайски «юань»). Сочетание «хуаюань» означает «просить пожертвования».

3. «Две силы – инь, ян, но сущность в них только одна». - Сущность двух противоположных сил – инь и ян – есть дао. Этот же иероглиф входит в сочетание даожень – монах.

4. «Я в центре всегда меж небом стою и землей». Согласно представлениям древнекитайской натурфилософской школы, в основе мира лежат три силы: небо, земля и человек (жень). Иероглиф жень входит в слово даожень – монах.


Как и его могучий дед, он силой одарен
Стихотворение это также представляет собой иероглифическую шараду.

Первая строка намекает на слова: «внук» (сунь) и «власть» (цюань). Теми же иероглифами обозначаются фамилия и имя известного политика и полководца, основателя династии У (III в.), одного из герое «Троецарствия» - Сунь Цюаня (182-252)

Вторая строка «При свете из дыры в стене читает книги он» намекает на слова «отверстие» (кун) и «свет» (мин). Этими же иероглифами обозначается второе имя (Кунмин) Чжугэ Ляна (известный полководец эпохи «Троецарствия» (220-280)).

Третья строка «В пути навеет штопки нить о матери печаль» намекает на слова «сын» (цзы) и «вспоминает», «думает» (сы). Юань (янь) – один из учеников и последователей Конфуция – получил прозвище Цзысы.

Четвертая строка «Почтенный старец у ворот, склонившись, смотрит вдаль». Иероглиф «ворота» состоит из ключевого знака «ворота» и помещенного в нем фамильного знака Люй. Отсюда смысл строки расшифровывается так: Старец Люй, облокотившись на ворота, смотрит вдаль. «Смотреть вдаль» по-китайски «Ван»; таким образом, получаем «люй ван». Люй – фамилия, Ван – прозвище мудрого советника древности Люй Шана (он же Цзын Цзыя, он же Цзян Тайгун).


третья стража
Ночная стража – в древности в Китае в течение  десяти ночных часов – с семи вечера до пяти утра – каждые два часа сменялись ночные стражи. Смена стражи отмечалась ударами в барабан или гонг. Такой двухчасовой отрезок времени стал именоваться «стражей». Первая стража – от семи до девяти часов вечера; вторая – от девяти до одиннадцати; третья – от одиннадцати до часу ночи; четвертая – от часу до трех; пятая – от трех до пяти часов утра

Нина

  • Неофит
  • **
  • Сообщений: 40
  • Reputation Power: 0
  • Нина has no influence.
    • Просмотр профиля
Су Сяомэй
« Ответ #3 : 23 ЬРавР 2007, 23:59:57 »
Итак, написав заключение, Сяомэй велела служанке отнести тетрадь отцу. Взглянув на тетрадь, тот испугался: «Как же с таким заключением возвращать тетрадь? Обидится ведь! Что ж теперь делать – заглавный-то лист испорчен!»

Размышления Лаоцюаня прервал слуга:
– Явился человек от министра за известной, говорит вам тетрадью. Кроме того, посланный имеет передать нашему господину еще кое-что лично.

При этих словах Лаоцюань совсем растерялся. Ему ничего не оставалось, как вырвать первый лист, заменить его новым и на чистом листе написать похвальный отзыв. Тетрадь он собственноручно передал посланному от Ван Аньши.

– Господин мой поручил мне еще осведомиться, – сказал тот, принимая тетрадь, – не просватана ли дочь почтенного господина Су. Если нет, то министр желал бы, как говорится, предложить вам союз, подобный  * союзу меж Цинь и Цзинь.
– Посмею ли я возражать против желания министра породниться с моей семьей? Но только дочь у меня уродлива. Боюсь, что она не оправдает павший на нее выбор столь почтенного и богатого дома. Прошу вас взять на себя труд в самых учтивых выражениях передать об этом министру. И если министр наведет справки, то убедится, что с моей стороны это отнюдь не предлог для отказа.

С этим посыльный и вернулся к министру.

Ван Аньши прежде всего был недоволен уже тем, что заглавный лист тетради заменен. Кроме того, он стал опасаться, что, может быть, Сяомэй действительно не блещет красотой и не понравится сыну. Поэтому он тайком послал людей разузнать о ней. Тут надо сказать, что Дунпо, брат Сяомэй, часто подсмеивался над сестрой, а Сяомэй – над ним. У Дунпо были такие усы, что Сяомэй по этому поводу шутила:

Бранит меня, – но не пойму.
откуда брань несется?
И вдруг я слышу – из щетины
голос раздается.

Дунпо в свою очередь высмеивал выпуклый лоб сестры:

С крыльца сойдет два-три шага…
но только повернется,
Как лоб в гостиной у двери,
сама ж еще плетется.

Сяомэй подсмеивалась над длинным лицом брата:

Две струи горьких слез
прошлогодней тоски
Лишь теперь наконец
до губы дотекли.

Дунпо в ответ издевался над ее глубоко посаженными глазами:

Трет глаза пятый день,
но до глаз не достать,
А слезливый родник
не спешит высыхать.

Все эти шутки стали известны тем, кто по поручению Ван Аньши наводил справки о Сяомэй. Министру было доложено, что внешность Су Сяомэй уступает ее блестящим талантам. Тогда Ван Аньши оставил мысль об этом сватовстве.

Тем не менее желание министра породниться с семейством Су привело к тому, что слава о Сяомэй разнеслась по всей столице. Позже, когда выяснилось, что сватовство так и не состоялось, не счесть было тех, кто, восхищаясь одаренностью Сяомэй, приходил просить ее руки.

Лаоцюань предлагал каждому написать сочинение и давал его дочери на просмотр. Одни она перечеркивала одним взмахом кисти, другие удостаивала двумя-тремя точками одобрения, не больше. Но среди них попалось сочинение, которое она нашла прекрасным. На заглавном листе значились фамилия и имя автора * Цинь Гуань. И вот на этом сочинении Сяомэй написала следующее:

Сегодня лишь умный * сюцай,
Завтра известный ученый.
И жаль, что два Су помешают ему
над веком царить восхищенным.

Таким образом, Сяомэй заявила, что по своим литературным дарованиям Цинь Гуань стоит в одном ряду с ее братьями и что никто другой с ним сравниться не может.

Лаоцюань прочел стихи дочери, понял, что выбор ее остановился на этом человеке, и тут же отдал распоряжение привратникам:
– Как только появится сюцай Цинь Гуань, сразу же просите его ко мне. Остальных не принимать.

Но оказалось, что за ответом приходили все, представившие свои сочинения, и не явился лишь один Цинь Гаунь.

Почему же это?

Уроженец * Гаою, сюцай Цинь Гуань, второе имя которого Шаою, был таким человеком, о котором поистине можно сказать: «Клад знаний – в нем самом, мир пуст в его глазах».

Лишь братьям Су отдавал он должное, а прочих всех ни во что не ставил. Теперь же он преклонялся еще и перед талантом их сестры. И хотя Сяомэй была яшмой прелестной, жаждущей владельца, однако Цинь Гуань боялся уронить собственное достоинство и не хотел плестись за толпою искателей, которые топтались в передней, домогаясь приятный известий.

Тем временем Лаоцюань, видя, что Цинь Гуань не появляется, попросил своих друзей дать ему понять, что его ждут. Цинь Гуань в душе был этому очень рад, но тут же подумал: «О талантах Сяомэй я знаю лишь понаслышке, лично же мне не приходилось в этом удостовериться. Кроме того, говорят, что она не блещет красотой – лоб выпуклый, глаза впалые. Неизвестно еще, на какого беса она похожа. Повидать бы ее, тогда было бы все же спокойнее на душе». Узнав, что в первый день второго месяца Сяомэй будет в храме, он решил воспользоваться этим. Чтобы разглядеть ее как следует, он задумал направиться туда переодетым. Правильно говорят:

Не верь тому,
что сам не можешь видеть, –
В людской молве
нередко правды нет.
И если будешь
слухам верить всяким,
Тогда кривым
предстанет целый свет2.

Обычно женщины из знатных семейств отправляются в храм возжечь свечи рано утром или поздно вечером, когда там меньше всего народу. Зная это, первого числа второго месяца Цинь Гуань поднялся до рассвета, умылся, причесался и стал наряжаться странствующим монахом: на голову надел высокую шапку из простого темно-синего холста, к ушам подцепил кольца из искусственной яшмы, облачился в темный монашеский халат, подпоясался желтым шнуром, надел белые чулки, обулся в соломенные башмаки, на шею повесил четки с бусинами величиной с большой палец, а в руки взял позолоченную чашу для сбора подаяния.

С рассветом он уже стоял у храма и поджидал Сяомэй. Паланкин ее прибыл, как только занялся день. Пока Сяомэй сходила с паланкина и поднималась в главный зал, Цинь Гуань успел ее разглядеть: она, конечно, не была писаной красавицей, но в ней нельзя было найти ничего ни грубого, ни резкого и внимание невольно привлекало благородное изящество осанки и спокойная непринужденность манер. Оставалось узнать, действительно ли она так талантлива и умна.

Рассчитав, что Сяомэй должна была уже покончить с возжиганием свечей, Цинь Гуань поше вдоль галереи, возле которой остановился паланкин, и у входа в зал столкнулся с Сяомэй. Подражая сдержанному тону монаха, он тотчас обратился к ней:

Смиренно желаю вам долгого века и счастья
и к щедрости вашей взываю.

Проходя мимо, Сяомэй холодно ответила:

Какие заслуги, какие деянья монаха,
что смеет просить подаянья?

Но Цинь Гуань продолжал свое:

Желаю вам древом целебным расти,
болезней-недугов не знать.

Не останавливаясь, Сяомэй на ходу бросила:

Монаха уста могут лотоса цветом цвести,
ему ни гроша не видать.

Цинь Гуань не оставлял ее в покое и шел за ней до самого паланкина:

Молодая особа богатству так рада,
из рук разве выпустит клад золотой.

Сяомэй, не задумываясь, ответила:

Сумасшедший монах! – до чего же он жаден!
Не горы ль возить золотые с собой?

Последние слова Сяомэй произнесла, уже садясь в паланкин. Отходя в сторону, Цинь Гуань пробормотал:

Сумасшедший монах тем уж счастлив безмерно,
что с вами он встретился ныне.

Сяомэй села в паланкин, не обращая внимания на его слова. Но сопровождавший ее старый слуга расслышал сказанное монахом и, возмущенный его распущенностью, кинулся было к нему, как вдруг заметил, что на галерее появился какой-то красивый отрок со свешивающимися косичками. Мальчик окликнул монаха:
– Молодой господин, переодеваться прошу сюда!

Монах прошел вперед, мальчик последовал за ним.
Тут старый слуга тихонько дернул мальчика за плечо и шепотом спросил:
– Что это за господин?
– Это господин Цинь Шаою из Гаою.

Узнав, что это не монах, слуга решил не вмешиваться. Однако, возвратясь домой, он рассказал обо всем жене, та, конечно, передала на женскую половину, и таким образом Сямэй узнала, что монах, просивший у нее подаяния, был переодетым Цинь Гуанем. Она посмеялась лишь над этим и приказала служанкам не болтать.

Теперь вернемся к Цинь Гуаню. После того, как он вдоволь нагляделся на Сяомэй и убедился, что она вовсе не безобразна и что о даровитости ее и говорить нечего, раз она так легко отвечала ему, он выбрал * счастливый день и лично отправился к Лаоцюаню просить руки его дочери. Тот дал согласие. Последовали обычные при сватовстве подарки и подношения. Все, это происходило в начале второго месяца. Цинь Гуань был намерен в ближайшие дни отпраздновать свадьбу. Сяомэй была против. Сяомэй не сомневалась в том, что Цинь Гуань успешно выдержит экзамены, а ждать оставалось недолго, и Сяомэй хотела при свадебном обряде среди торжественных украшений и ярко горящих свечей видеть Цинь Гуаня в облачении его знатного сана. Цинь Гуаню пришлось подчиниться.

Столичные экзамены в Палате обрядов проходили третьего числа третьего месяца. Цинь Гуань блестяще выдержал их, получил степень цзиньши и явился поклониться будущему тестю. Заодно он сообщил ему, что желел бы совершить брачный обряд в его доме, так как сам он не имеет здесь близких.

Заметив, что Цинь Гуань не хочет первым заговаривать о дне свадьбы, Лаоцюань засмеялся и сказал:
– Сегодня ваше имя вывешено в Палате обрядов, сегодня вы сменили простую одежду на парадное платье чиновника – разве это не самый счастливый день? К чему же выбирать другой? И что может быть лучше, если мы совершим свадебный обряд нынче же вечером в моем доме.

Дунпо, который присутствовал при разговоре, одобрил решение отца, и в тот же вечер молодые люди, отбивая поклоны в торжественном обряде навек воедино слили свою судьбу. Вот когда действительно можно сказать:

Нашла ученая девица
ученого супруга.
Он выдержал большой экзамен,
экзамен держит малый3.

После пира в парадных комнатах Цинь Гуань направился в брачный флигель, но увидал, что дверь заперта. Перед флигелем стоял столик, на котором были приготовлены бумага, тушь, тушечница, кисть и три конверта. Здесь же стояли три кубка – яшмовый, серебряный и глиняный. У входа во флигель стояла служанка.
– Почему это двери заперты? – обратился Цинь Гуань к служанке. – Потрудитесь доложить барышне, что явился ее супруг.
– Барышня распорядилась передать вам, – ответила служанка, – что здесь приготовлены для вас три задачи и что во флигель вам будет разрешено войти только в том случае, если все три ваших ответа будут признаны правильными. Содержание каждой задачи вы найдете вот в этих конвертах.
– А это что значит? – спросил Цинь Гуань, указывая на кубки.
Служанка ответила:
– Яшмовый – для вина, серебряный – для чая, глиняный – для простой воды. Если вы правильно ответите на все три темы, из яшмового кубка вы пьете три чарки вина, и двери во флигель пред вами раскрыты. Если вы справитесь лишь с двумя, то из серебряного кубка душистым чаем вы жажду свою утолите и завтра вновь придете на экзамен. Если же вы одолеете только одну тему, а две останутся нерешенными, из глиняного кубка отопьете глоток воды и отправитесь месяца на три к себе в кабинет толком заняться книгами.

Цинь Гуань усмехнулся:
– Любой сюцай без труда справится с какими-то тремя задачами. Я же прошел столичные экзамены, где мои сочинения выделялись среди десятка тысяч других. Что мне три темы, да пусть их будет хоть триста, мне не страшно.
– Наша барышня, знаете ли, не какой-нибудь экзаменатор, которому вы наговорите всяких «и вот», «итак», «и так далее», «и тому подобное» – и отделались. Нет, с ее темами справиться не так-то просто. Первая ее тема – это * «оборванные строфы». Причем ответ должен быть в стихах и соответствовать смыслу задания. Только тогда будет считаться, что с первой частью вы справились. Второе – это четверостишье, в котором намек на четырех исторических лиц. Если вы отгадаете всех четверых, будет считаться, что и с этим справились. Ну, а третья тема уже совсем простая и очень легкая. Нужно только подобрать строку для * парных стихов. Если вы и третье задание выполните удачно, то пьете прекрасное вино и входите к молодой.
– Ну что же. Давайте первую тему!

Служанка взяла один из конвертов, распечатала его и попросила Цинь Гуаня самого взглянуть на содержимое.

В конверте оказался листок, на котором были написаны следующие строки:

* Железо и медь бросают в плавильную печь;
По белой стене ползут муравьи чередой.
Две силы – инь, ян, но сущность в них одна:
Я в центре всегда, меж небом стою и землей 4.

Цинь Гуань призадумался: «Пожалуй, кроме меня, никто не догадался бы, в чем здесь дело. Но я-то наряжался странствующим монахом и просил подаяния у Сяомэй. А здесь все стихотворение намекает на слова: «Монах, собирающий подаяние». Ясно, что она специально написала такой стих, чтобы посмеяться надо мной». Он взял кисть и при свете луны написал следующее:

Могучий творец!
о, зачем ты весну подгоняешь?  
Осчастливь лишь заботой цветок –
он раскроет свои лепестки.
Напрасно спешат все к цветку,
как к игривому ветру:
Ароматный привет он хранит свой
и зря не пошлет никому.
Холоден нежный цветок –
он доступен лишь мне одному.

Служанка дождалась, пока Цинь Гуань кончила писать, взяла от него листочек, сложила его втрое и громко провозгласила:
– Молодой супруг сдает работу. Первое испытание закончено. – С последними словами она просунула бумагу в дверную щель.

Сяомэй пробежала взглядом стихи и невольно усмехнулась: по первым звукам каждой строки она сразу же прочла слово «монах». Тем временем Цинь Гуань уже распечатал второй конверт. В нем он нашел такой же листок бумаги. На листке были стихи:

* Как и его могучий дед,
он силой одарен;
При свете из дыры в стене
читает книги он;
В пути навеет штопки нить
о матери печаль;
Почтенный старец у ворот,
склонившись, смотрит вдаль5.

Прочитав стихи, Цинь Гуань, не задумываясь, сразу же написал против первой строки Сунь Цюань, против второй – Кунмин, против третьей – Цзысы, против четвертой – Цзян Тайгун. Ответ был передан тем же путем.

Раскрывая третий конверт, Цинь Гуань рассуждал: «На первых двух темах ей явно не удалось провалить меня. Третья тема – это парные стихи, а их я уже умел подбирать шестилетним ребенком, этим меня не озадачишь». На листке, который оказался в этом конверте, Цинь Гуань прочел:

Двери прикрыв, оттолкнула луну,
что в покои глядела ко мне…

На первый взгляд, ему показалось, что найти вторую строку будет совсем нетрудно, но вскоре он убедился, что тема задана очень тонко, и, если ответ сделать обычным, в нем не выявится искусство и находчивость автора. Цинь Гуань задумался. Параллель, достойная заданной строке, все никак не приходила. Сторожевая башня возвестила уже о конце * третьей стражи, а Цинь Гуань так ничего и не смог придумать, и чувство растерянности все больше и больше овладевало им.

Тем временем перед флигелем показался Дунпо – он решил перед сном на всякий случай заглянуть к зятю. Уже издали он заметил, как Цинь Гуань в растерянности описывал круги перед флигелем и бормотал про себя одни и те же слова: «Двери прикрыв, оттолкнула луну, что в покои глядела ко мне». При этом молодой ученый беспрерывно жестикулировал, словно отталкивал что-то от себя.

«Не иначе, как этим стихом сестра поставила его в затруднение, – подумал про себя Дунпо. – Цинь Гуань пропал и, если я не помогу, ему, как видно, не справиться с сестрой». Дунпо стал искать параллель, но ничего удачного ему не приходило на ум.

Замечу здесь, что посередине сада, перед самым флигелем, стоял чан для цветов, доверху наполненный чистой, прозрачной водой. И вот, погруженный в свои мысли, Цинь Гуань случайно оказался возле чана и стал глядеть в воду. Когда Дунпо увидел это, его словно сразу осенило, и он нашел подходящий ответ. Но подсказать парную строку он боялся: заметит сестра, и тогда он только уронит достоинство Цинь Гуаня в ее глазах. Дунпо остановился поодаль, поднял с земли камешек и кинул его в чан. Всплеск… и несколько капель брызнуло в лицо Цинь Гуаня. Отражение луны и звезд в воде заколебалось и слилось… Цинь Гуань тут же понял, в чем дело, взял кисть и набросал:

Камень метнув, разорвал неба свод,
что глубоко таится на дне.

Служанка передала листок с решением третьей задачи. Дверь растворилась, и из флигеля вышла вторая служанка. В руках у нее был серебряный чайник с вином. Наполнив яшмовый кубок, она поднесла его Цинь Гуаню:
– Прошу вас, три кубка в награду за ваши труды!

Цинь Гуань счастливый и довольный, осушил три кубка вина и был торжественно введен в брачные покои.

Можно себе представить, как счастлива была в ту ночь эта достойная пара. Да,

Час тоски бесконечен,
Счастливая ночь коротка.  

_______
2,3,4,5 – Перевод Л.Н. Меньшикова

Рассказ "Су Сяомэй озадачивает жениха" взят из двухтомника "Удивительные истории нашего времени и древности" Перевод с китайского, послесловие и примечание В.А. Вельгуса и И.Э. Циперович. Издательство восточной литературы. Москва 1962 г.

----------------------
Примечания

Нина

  • Неофит
  • **
  • Сообщений: 40
  • Reputation Power: 0
  • Нина has no influence.
    • Просмотр профиля
Су Сяомэй
« Ответ #2 : 22 ЬРавР 2007, 21:59:59 »
Всем прекрасным одарила природа в тех краях и самого человека, дав миру большого ученого и известного философа по фамилии Су, по имени Сюнь. Второе имя этого ученого было Минъюнь, псевдоним Лаоцюань. В те времена его называли «Старый Су». У Су Сюня было двое сыновей. Старшего звали Ши, второе имя его было Цзычжань, псевдоним – Дунпо; младшего звали Чжэ, второе его имя было Цзыю, псевдоним – Иньбинь. У обоих был врожденный талант к наукам, оба были исксны в военном деле и отличались обширностью познаний как о прошлом, так и о настоящем. И тот и другой вместе держали экзамен, и оба получили звание * цзыньши. Их высоко ценили при дворе, и они получили назначение в Придворную академию. Их называли «Два Су», а вместе с отцом – «Три Су». Но речь не о них самих, более удивительно другое.

Совершенство, которым только может природа наделить человека, было почему-то сосредоточено в одной семье. Два талантливых брата – все же не диво. Но у Су Сюня была еще дочь, Сяомэй, которая вряд ли имела равных себе по уму. О ней поистине можно сказать:

Что ни услышит –
поймет до конца,  
о чем ни спросили б –
на всё даст ответ.

Так как отец и братья Сяомэй были людьми большой учености, то в доме постоянно говорили о классических книгах, об истории и философии. К тому же ей доводилось читать и слышать немало стихов, песен, од и различных напевов, а исстари говорят:

Кто возле красной краски – красный.
кто рядом с черной тушью – черный.

А так как Сяомэй своими дарованиями намного превосходила других, то легко себе представить, что это была за ученая девушка.

Когда Сяомэй было десять лет, она вместе с отцом и братьями жила в столице. Дома у них рос куст гортензий. Была весна. Гортензии распускались пышным цветом. Как-то раз Лаоцюань, очарованный прелестью цветов, взял кисть, чтобы выразить свои чувства в стихах. Он успел написать лишь четыре строки, как доложили о госте. Лаоцюань бросил писать и вышел. Сяомэй, которая от нечего делать зашла к отцу в кабинет, увидела на столе стихи:

Посмотришь – куст яшмы увешан шарами,
Лишь ветки мелькают живыми тенями,
И мнится, что тучки в тех вьются ветвях,
Что месяц укрылся в их гуще, в цветах…

Она поняла, что в стихах воспевается прелесть гортензий, а в почерке признала руку отца. Она тут же, не задумываясь, окончила стих, приписав:

Что каждый цветок окружен мотыльками,
 Что ветер играет их крыл лепестками,
И дай аромат им, развей их в садах,
И * мэй бесприветно цвело бы в горах.

Положив листок со стихами на прежнее место, Сяомэй тихонько вышла из кабинета. Тем временем, Лаоцюань, проводив гостя, вернулся к себе и, когда взял листок, чтобы закончить прерванный стих, увидел, стих закончен. Прочел: и размер и содержание – все прекрасно! Заподозрив, что это дело рук дочери, он велел позвать ее. Оказалось, действительно, стихи дописаны ею.
– Жаль, что она женщина, – произнес со вздохом Лаоцюань, – а то, спору нет, и она бы у меня прославилась на экзаменах.

С тех пор Лаоцюань стал еще больше лелеять свою дочь. Теперь он уже не требовал, чтобы она занималась женским трудом, и предоставил ей вволю читать книги и расширять свои познания. Когда Сяомэй шел шестнадцатый год, отец решил во что бы то ни стало подобрать ей мужа из первых талантов в стране. Но сразу найти такого было, конечно, нелегко.

Случилось раз так, что * министр Ван, князь удела Цзин, пригласил Лаоцюаня побеседовать. Минист Ван – это тот, чье поместное имя Аньши и второе имя Цзефу. Человек этот пользовался известностью еще до того, как был признан на экзаменах. Но * Ван Аньши был неопрятен, редко умывался, ложился спать не раздеваясь, а одежда на нем была полна вшей. Лаоцюаню такая дикость была отвратительна. Ему казалось, что в будущем Ван Аньши станет коварным и опасным царедворцем, и он высмеял его в своем «Разоблачении подлых министров». Ван Аньши затаил на Лаоцюаня злобу, но, увидев, как старший и младший Су один за другим выдержали экзамен, подавил обиду и решил сблизиться  с ним. Когда же Ван Аньши был произведен в министры, то и Лаоцюаню из опасения за карьеру своих сыновей волей-неволей пришлось, подавив неприязнь, поддерживать с ним знакомство. Во уж, право:

Ведь некогда в дружбе лишь чувства ценили,
А ныне – могущество, силу и власть.
Но там, где нет близости мысли и духа,
Об искренней дружбе возможно ль мечтать?

Итак, в назначенный день Лаоцюань оправился к министру. Сначала, как водится, поговорили о том о сем, побеседовали о государственных делах, а затем за чаркой вина незаметно увлеклись разговором, и оба порядком захмелели. Разговорившись, Ван Аньши невзначай похвалил своего сына Ван Пана, заявив, что стоит ему лишь раз прочесть что-нибудь, чтобы тут же запомнить наизусть.
– А кто же ля этого по два раза читает? – спросил охмелевший гость.
– Простите, оплошал! Мне ль перед * Лу Банем хвастать умением владеть топором!
– Не только моим сыновьям, но и дочери моей и то дважды читать не приходится.
– Вот как! – удивился министр. – О том, что сыновья у вас выдающиеся таланты, я знал давно, но что и дочь ваша так талантлива, я, признаться, не слышал. Как видно, все прекрасное, все совершенное, что только может дать нам природа, досталось вашей семье.

Лаоцюань пожалел, что лишнее сорвалось с языка, и стал тут же прощаться. Но Ван Аньши задержал его, приказав находившемуся тут же отроку достать какую-то тетрадь.

– Это * ученические упражнения моего сына,  – сказал министр, протягивая тетрадь гостю. – Не затрудню ли вас, если попрошу взять их с собой, просмотреть и сделать замечания?

Лаоцюань положил тетрадь в рукав, поспешно откланялся и вышел. Дома он сразу же лег спать. Среди ночи просулся. Хмель весь вышел. Ему вспомнился визит к министру, и он пожалел о том, что стал расхваливать там свою дочь. «Неспроста Ван Аньши дал мне прочесть сочинения сына, – рассуждал про себя Лаоцюань, – не иначе, как прочит его в зятья. Но этот брак мне вовсе не по душе. А как теперь отказать?» Встревоженный такими мыслями, Лаоцюань не смог уже больше заснуть. Утром, сразу же после туалета, он вынул тетрадь Ван Пана и принялся внимательно ее просматривать. Невольно чувство любви к таланту заговорило в нем, когда он увидел, как на каждой странице речь стелилась парчою цветистой и жемчугом редким блистали слова.

«Кто занет, какая судьба предназначена дочери? – размышлял вслух Лаоцюань. – Дам-ка я ей прочитать. Интересно, понравится ей или нет». Имя автора он решил от Сяомэй скрыть и потому, вручая тетрадь служанке, сказал:
– Это тетрадь одного известного молодого ученого, который попросил меня * разметить его сочинение. У меня сейчас нет свободного времени. Передай тетрадь барышне. Пусть она просмотрит ее, а когда кончит, ты немедленно вернешься с этой тетрадью ко мне.

Служанка вручила Сяомэй тетрадь и передала ей распоряжение отца.

Сяомэй тут же растерла киноварь и взялась за работу. Через мгновение все было размечено.

– Хорошо написано! – со вздохом произнесла она, кладя кисть. – Сразу видно ученого и одаренного человека. Однако талант его уже исcяк, цветисто все, но животворного зерна не видно, пожалуй, недолго осталось ему блистать своим талантом.

Рассудив так, Сяомэй на заглавном листе тетради написала:

В новизне и изяществе  - сила,
в нищете содержания – слабость.
Чтобы чин получить, он талантлив сверх меры,
но прожить суждено ему мало.

Впоследствии Ван Пан девятнадцати лет первым выдержал экзамен на звание цзиньши, но вскоре после этого умер. Этот случай ясно говорит о необыкновенной проницательности Сяомэй. Но… мы забежали вперед.

Нина

  • Неофит
  • **
  • Сообщений: 40
  • Reputation Power: 0
  • Нина has no influence.
    • Просмотр профиля
Су Сяомэй
« Ответ #1 : 22 ЬРавР 2007, 02:01:06 »
«Су Сяомэй озадачивает жениха»

Мужчины талант
чины и высокие званья сулит,
Для женщины умной
путь дружбы закрыт.
Но дали б ей доступ *к экзаменам,
те же права
В чем уступила она бы
вельможам и важным ученым двора?


Едва разделился *хаос, небо породило мужское начало – *ян, земля – начало женское – *инь. И хотя созидательная сила природы была беспристрастна, она все же обособила инь от ян: ян свойственно движение, инь – покой;  ян осуществляет, инь воспринимает;  ян действует вовне, инь – внутри. Поэтому мужчина ведает всеми делами в стране, а женщина занята лишь хозяйством. Кто ведает всеми делами в стране, носит парадную шапку, пояс роскошный по чину, и мужем его величают. Он полководец, он и министр, он всюду на самых различных постах. Такой человек обязан разбираться в современной жизни и в делах минувших лет, должен постичь суть правления, понимать причины нарождающегося и предвидеть его последствия. А женщина хозяйничает в доме, носит простую прическу, одета в обычное платье. Ее повседневные заботы ограничиваются колодцем да ступкой, посудой да кухней, а вся ее жизнь сводится к тому, чтобы рождать и воспитывать детей. Поэтому если в богатой семье женщину и обучают грамоте, то от нее требуют всего лишь умения кое-как разбираться в фамилиях и именах да записывать в книгу счет. Она не держит *экзаменов, не собирает славы, а к поэзии, изящной словесности и вовсе не имеет отношения. Но каждому свое. Иная женщина так тупа, что легче взобраться на небо, чем научит ее еле-еле читать. А другая, бывает, такими обладает талантами, что лишь взглядом текст пробежит – тут же прочтет наизусть. Такую и учить не приходится – все постигает сама. Она в стихах не уступит *Ли Бо и *Ду Фу, в одах – *Бань Гу и *Сыма.

Но, конечно, такие одаренные женщины встречаются лишь потому, что самое лучшее в природе иногда случайно достается не мужчине, а женщине. В период *Хань, например, жили Бань Чжао, сестра Бань Гу, о котором мы только что упоминали, и Цай Янь. Бань Чжао за брата закончила * «Историю Хань», а Цай Янь сочинила «Восемнадцать напевов для северной свирели», которые исполнялись и последующими поколениями. В период *Цзинь была известна Се Даоюнь. Как-то с братьями, воспевая снег, она произнесла: «Словно пух ивы по ветру летит». Так хорошо о снеге никто из ее братьев сказать не мог. Во время династии *Тан была придворная фрейлина Шангуань Ванььэр. Когда император * Чжунцзун попросил ее оценить стихи придворных сановников, на безошибочно отметила все недостатки. Ну, а во время династии * Сун выдающихся женщин было еще больше. Назовем только двух – Ли Цинчжао и Чжу Шучжень. Обе они изяществом своих стихов, широтой познаний были первыми среди женщин. И коль вспомнить, что  достойная женщина заслуживает достойного супруга, то этим одаренным особам, казалось, должны бы найтись под стать и талантливые мужья. Но что поделаешь, если, внося записи в брачную книгу, * старец под луною ошибся и эти женщины вышли замуж за бездарных неучей; недаром в их творениях скорбь и досада. Вот стихи о неудачных браках:

Журавль неуклюжий с красавицей-уткой
ютятся в запруде одной;
Ни силою крыльев, ни перьев нарядом
не сходны они меж собой.
Когда забывает Весны Повелитель
заботы свои о цветах,
Неужто, как тесно сплетенные ветви,
цвести они будут весной? 1

У самой Ли Цинчжао, о которой мы сейчас говорили, есть стихотворение «Печальная Осень». Послушай эти тихие и грустные строки:

Все думы да думы
Все скорбь да печаль
Да сердце щемящая грусть.
Как пустынно кругом…
Вернулась холодная осень,
Веет последним теплом.
Что чарка-другая простого вина,
Если резок так ветер в ночи.
Пролетели вдали
Стайка зимних гусей…
Сердце сжалось в груди…
Стайка старых друзей,
Стайка милых теней.
Желтеет сорвавшийся лист,
Повсюду опали цветы.
Кто же любовно ветку сухую
С улыбкой поднимет с земли?
Сумерки. Дождь моросит.
Отчетливо слышу,
Как капля за каплей
По листьям платана стучит.
Как темно. Я одна у окна.
А во всем, что вокруг,
В каждом звуке – тоска.

Другая, Чжу Шучжень, как-то осенью осталась дома одна. Муж уехал. Она сидела при светильнике и грустила. За окном мерно покрапывал дождь. И вот строка за строкою у нее сложились стихи:

Плачу я – слезы мне очи слепят,
тоска мою душу терзает.
Сердце трепещет при мысли о ночи,
а ночь уже вновь наступает.
Сумрак вечерний, унылый, холодный
и нитью тянущийся дождь…
Тусклый светильник один предо мной
в осеннюю длинную ночь.

 Впоследствии был составлен сборник стихов Чжу Шучжень, которому дали название «Скорбь души».

«Рассказчик, - спросите вы, а а почему ты говроишь о тех именно двух женщинах, которым так не повезло в браке?»

А потому только, что я собираюсь рассказать вам о том, как одной умной девице все же попался умный муж. Жили они душа в душу, а об их супружеской жизни сложили много занимательных историй. И право:

Приятно прочесть интересную повесть,
О девушке славной беседу вести.

Итак, начнем наш рассказ. В провинции Сычуань есть округ Мэйчжоу, который некогда считался столичной областью этой провинции и был известен также под названием Цзячжоу, или Мэйшань.

Из гор там такие,
как горы *Май и *Эмай,
 из рек и озер
там * Хуаньху и * Миньцзян.

---------------------------
1Перевод Л.Н. Меньшикова



...

Tags:
 

Персидский суфизм | Антология суфийской поэзии | Энциклопедия духовной культуры | Галерея "Страна Востока"
Издательство "Риэлетивеб" | Джалал ад-Дин Руми | Музыка в суфизме | Идрис Шах | Суфийская игра | Клуб Айкидо на Капитанской

Rambler's Top100 Rambler's Top100