Итак, написав заключение, Сяомэй велела служанке отнести тетрадь отцу. Взглянув на тетрадь, тот испугался: «Как же с таким заключением возвращать тетрадь? Обидится ведь! Что ж теперь делать – заглавный-то лист испорчен!»
Размышления Лаоцюаня прервал слуга:
– Явился человек от министра за известной, говорит вам тетрадью. Кроме того, посланный имеет передать нашему господину еще кое-что лично.
При этих словах Лаоцюань совсем растерялся. Ему ничего не оставалось, как вырвать первый лист, заменить его новым и на чистом листе написать похвальный отзыв. Тетрадь он собственноручно передал посланному от Ван Аньши.
– Господин мой поручил мне еще осведомиться, – сказал тот, принимая тетрадь, – не просватана ли дочь почтенного господина Су. Если нет, то министр желал бы, как говорится, предложить вам союз, подобный * союзу меж Цинь и Цзинь.
– Посмею ли я возражать против желания министра породниться с моей семьей? Но только дочь у меня уродлива. Боюсь, что она не оправдает павший на нее выбор столь почтенного и богатого дома. Прошу вас взять на себя труд в самых учтивых выражениях передать об этом министру. И если министр наведет справки, то убедится, что с моей стороны это отнюдь не предлог для отказа.
С этим посыльный и вернулся к министру.
Ван Аньши прежде всего был недоволен уже тем, что заглавный лист тетради заменен. Кроме того, он стал опасаться, что, может быть, Сяомэй действительно не блещет красотой и не понравится сыну. Поэтому он тайком послал людей разузнать о ней. Тут надо сказать, что Дунпо, брат Сяомэй, часто подсмеивался над сестрой, а Сяомэй – над ним. У Дунпо были такие усы, что Сяомэй по этому поводу шутила:
Бранит меня, – но не пойму.
откуда брань несется?
И вдруг я слышу – из щетины
голос раздается.
Дунпо в свою очередь высмеивал выпуклый лоб сестры:
С крыльца сойдет два-три шага…
но только повернется,
Как лоб в гостиной у двери,
сама ж еще плетется.
Сяомэй подсмеивалась над длинным лицом брата:
Две струи горьких слез
прошлогодней тоски
Лишь теперь наконец
до губы дотекли.
Дунпо в ответ издевался над ее глубоко посаженными глазами:
Трет глаза пятый день,
но до глаз не достать,
А слезливый родник
не спешит высыхать.
Все эти шутки стали известны тем, кто по поручению Ван Аньши наводил справки о Сяомэй. Министру было доложено, что внешность Су Сяомэй уступает ее блестящим талантам. Тогда Ван Аньши оставил мысль об этом сватовстве.
Тем не менее желание министра породниться с семейством Су привело к тому, что слава о Сяомэй разнеслась по всей столице. Позже, когда выяснилось, что сватовство так и не состоялось, не счесть было тех, кто, восхищаясь одаренностью Сяомэй, приходил просить ее руки.
Лаоцюань предлагал каждому написать сочинение и давал его дочери на просмотр. Одни она перечеркивала одним взмахом кисти, другие удостаивала двумя-тремя точками одобрения, не больше. Но среди них попалось сочинение, которое она нашла прекрасным. На заглавном листе значились фамилия и имя автора * Цинь Гуань. И вот на этом сочинении Сяомэй написала следующее:
Сегодня лишь умный * сюцай,
Завтра известный ученый.
И жаль, что два Су помешают ему
над веком царить восхищенным.
Таким образом, Сяомэй заявила, что по своим литературным дарованиям Цинь Гуань стоит в одном ряду с ее братьями и что никто другой с ним сравниться не может.
Лаоцюань прочел стихи дочери, понял, что выбор ее остановился на этом человеке, и тут же отдал распоряжение привратникам:
– Как только появится сюцай Цинь Гуань, сразу же просите его ко мне. Остальных не принимать.
Но оказалось, что за ответом приходили все, представившие свои сочинения, и не явился лишь один Цинь Гаунь.
Почему же это?
Уроженец * Гаою, сюцай Цинь Гуань, второе имя которого Шаою, был таким человеком, о котором поистине можно сказать: «Клад знаний – в нем самом, мир пуст в его глазах».
Лишь братьям Су отдавал он должное, а прочих всех ни во что не ставил. Теперь же он преклонялся еще и перед талантом их сестры. И хотя Сяомэй была яшмой прелестной, жаждущей владельца, однако Цинь Гуань боялся уронить собственное достоинство и не хотел плестись за толпою искателей, которые топтались в передней, домогаясь приятный известий.
Тем временем Лаоцюань, видя, что Цинь Гуань не появляется, попросил своих друзей дать ему понять, что его ждут. Цинь Гуань в душе был этому очень рад, но тут же подумал: «О талантах Сяомэй я знаю лишь понаслышке, лично же мне не приходилось в этом удостовериться. Кроме того, говорят, что она не блещет красотой – лоб выпуклый, глаза впалые. Неизвестно еще, на какого беса она похожа. Повидать бы ее, тогда было бы все же спокойнее на душе». Узнав, что в первый день второго месяца Сяомэй будет в храме, он решил воспользоваться этим. Чтобы разглядеть ее как следует, он задумал направиться туда переодетым. Правильно говорят:
Не верь тому,
что сам не можешь видеть, –
В людской молве
нередко правды нет.
И если будешь
слухам верить всяким,
Тогда кривым
предстанет целый свет2.
Обычно женщины из знатных семейств отправляются в храм возжечь свечи рано утром или поздно вечером, когда там меньше всего народу. Зная это, первого числа второго месяца Цинь Гуань поднялся до рассвета, умылся, причесался и стал наряжаться странствующим монахом: на голову надел высокую шапку из простого темно-синего холста, к ушам подцепил кольца из искусственной яшмы, облачился в темный монашеский халат, подпоясался желтым шнуром, надел белые чулки, обулся в соломенные башмаки, на шею повесил четки с бусинами величиной с большой палец, а в руки взял позолоченную чашу для сбора подаяния.
С рассветом он уже стоял у храма и поджидал Сяомэй. Паланкин ее прибыл, как только занялся день. Пока Сяомэй сходила с паланкина и поднималась в главный зал, Цинь Гуань успел ее разглядеть: она, конечно, не была писаной красавицей, но в ней нельзя было найти ничего ни грубого, ни резкого и внимание невольно привлекало благородное изящество осанки и спокойная непринужденность манер. Оставалось узнать, действительно ли она так талантлива и умна.
Рассчитав, что Сяомэй должна была уже покончить с возжиганием свечей, Цинь Гуань поше вдоль галереи, возле которой остановился паланкин, и у входа в зал столкнулся с Сяомэй. Подражая сдержанному тону монаха, он тотчас обратился к ней:
Смиренно желаю вам долгого века и счастья
и к щедрости вашей взываю.
Проходя мимо, Сяомэй холодно ответила:
Какие заслуги, какие деянья монаха,
что смеет просить подаянья?
Но Цинь Гуань продолжал свое:
Желаю вам древом целебным расти,
болезней-недугов не знать.
Не останавливаясь, Сяомэй на ходу бросила:
Монаха уста могут лотоса цветом цвести,
ему ни гроша не видать.
Цинь Гуань не оставлял ее в покое и шел за ней до самого паланкина:
Молодая особа богатству так рада,
из рук разве выпустит клад золотой.
Сяомэй, не задумываясь, ответила:
Сумасшедший монах! – до чего же он жаден!
Не горы ль возить золотые с собой?
Последние слова Сяомэй произнесла, уже садясь в паланкин. Отходя в сторону, Цинь Гуань пробормотал:
Сумасшедший монах тем уж счастлив безмерно,
что с вами он встретился ныне.
Сяомэй села в паланкин, не обращая внимания на его слова. Но сопровождавший ее старый слуга расслышал сказанное монахом и, возмущенный его распущенностью, кинулся было к нему, как вдруг заметил, что на галерее появился какой-то красивый отрок со свешивающимися косичками. Мальчик окликнул монаха:
– Молодой господин, переодеваться прошу сюда!
Монах прошел вперед, мальчик последовал за ним.
Тут старый слуга тихонько дернул мальчика за плечо и шепотом спросил:
– Что это за господин?
– Это господин Цинь Шаою из Гаою.
Узнав, что это не монах, слуга решил не вмешиваться. Однако, возвратясь домой, он рассказал обо всем жене, та, конечно, передала на женскую половину, и таким образом Сямэй узнала, что монах, просивший у нее подаяния, был переодетым Цинь Гуанем. Она посмеялась лишь над этим и приказала служанкам не болтать.
Теперь вернемся к Цинь Гуаню. После того, как он вдоволь нагляделся на Сяомэй и убедился, что она вовсе не безобразна и что о даровитости ее и говорить нечего, раз она так легко отвечала ему, он выбрал * счастливый день и лично отправился к Лаоцюаню просить руки его дочери. Тот дал согласие. Последовали обычные при сватовстве подарки и подношения. Все, это происходило в начале второго месяца. Цинь Гуань был намерен в ближайшие дни отпраздновать свадьбу. Сяомэй была против. Сяомэй не сомневалась в том, что Цинь Гуань успешно выдержит экзамены, а ждать оставалось недолго, и Сяомэй хотела при свадебном обряде среди торжественных украшений и ярко горящих свечей видеть Цинь Гуаня в облачении его знатного сана. Цинь Гуаню пришлось подчиниться.
Столичные экзамены в Палате обрядов проходили третьего числа третьего месяца. Цинь Гуань блестяще выдержал их, получил степень цзиньши и явился поклониться будущему тестю. Заодно он сообщил ему, что желел бы совершить брачный обряд в его доме, так как сам он не имеет здесь близких.
Заметив, что Цинь Гуань не хочет первым заговаривать о дне свадьбы, Лаоцюань засмеялся и сказал:
– Сегодня ваше имя вывешено в Палате обрядов, сегодня вы сменили простую одежду на парадное платье чиновника – разве это не самый счастливый день? К чему же выбирать другой? И что может быть лучше, если мы совершим свадебный обряд нынче же вечером в моем доме.
Дунпо, который присутствовал при разговоре, одобрил решение отца, и в тот же вечер молодые люди, отбивая поклоны в торжественном обряде навек воедино слили свою судьбу. Вот когда действительно можно сказать:
Нашла ученая девица
ученого супруга.
Он выдержал большой экзамен,
экзамен держит малый3.
После пира в парадных комнатах Цинь Гуань направился в брачный флигель, но увидал, что дверь заперта. Перед флигелем стоял столик, на котором были приготовлены бумага, тушь, тушечница, кисть и три конверта. Здесь же стояли три кубка – яшмовый, серебряный и глиняный. У входа во флигель стояла служанка.
– Почему это двери заперты? – обратился Цинь Гуань к служанке. – Потрудитесь доложить барышне, что явился ее супруг.
– Барышня распорядилась передать вам, – ответила служанка, – что здесь приготовлены для вас три задачи и что во флигель вам будет разрешено войти только в том случае, если все три ваших ответа будут признаны правильными. Содержание каждой задачи вы найдете вот в этих конвертах.
– А это что значит? – спросил Цинь Гуань, указывая на кубки.
Служанка ответила:
– Яшмовый – для вина, серебряный – для чая, глиняный – для простой воды. Если вы правильно ответите на все три темы, из яшмового кубка вы пьете три чарки вина, и двери во флигель пред вами раскрыты. Если вы справитесь лишь с двумя, то из серебряного кубка душистым чаем вы жажду свою утолите и завтра вновь придете на экзамен. Если же вы одолеете только одну тему, а две останутся нерешенными, из глиняного кубка отопьете глоток воды и отправитесь месяца на три к себе в кабинет толком заняться книгами.
Цинь Гуань усмехнулся:
– Любой сюцай без труда справится с какими-то тремя задачами. Я же прошел столичные экзамены, где мои сочинения выделялись среди десятка тысяч других. Что мне три темы, да пусть их будет хоть триста, мне не страшно.
– Наша барышня, знаете ли, не какой-нибудь экзаменатор, которому вы наговорите всяких «и вот», «итак», «и так далее», «и тому подобное» – и отделались. Нет, с ее темами справиться не так-то просто. Первая ее тема – это * «оборванные строфы». Причем ответ должен быть в стихах и соответствовать смыслу задания. Только тогда будет считаться, что с первой частью вы справились. Второе – это четверостишье, в котором намек на четырех исторических лиц. Если вы отгадаете всех четверых, будет считаться, что и с этим справились. Ну, а третья тема уже совсем простая и очень легкая. Нужно только подобрать строку для * парных стихов. Если вы и третье задание выполните удачно, то пьете прекрасное вино и входите к молодой.
– Ну что же. Давайте первую тему!
Служанка взяла один из конвертов, распечатала его и попросила Цинь Гуаня самого взглянуть на содержимое.
В конверте оказался листок, на котором были написаны следующие строки:
* Железо и медь бросают в плавильную печь;
По белой стене ползут муравьи чередой.
Две силы – инь, ян, но сущность в них одна:
Я в центре всегда, меж небом стою и землей 4.
Цинь Гуань призадумался: «Пожалуй, кроме меня, никто не догадался бы, в чем здесь дело. Но я-то наряжался странствующим монахом и просил подаяния у Сяомэй. А здесь все стихотворение намекает на слова: «Монах, собирающий подаяние». Ясно, что она специально написала такой стих, чтобы посмеяться надо мной». Он взял кисть и при свете луны написал следующее:
Могучий творец!
о, зачем ты весну подгоняешь?
Осчастливь лишь заботой цветок –
он раскроет свои лепестки.
Напрасно спешат все к цветку,
как к игривому ветру:
Ароматный привет он хранит свой
и зря не пошлет никому.
Холоден нежный цветок –
он доступен лишь мне одному.
Служанка дождалась, пока Цинь Гуань кончила писать, взяла от него листочек, сложила его втрое и громко провозгласила:
– Молодой супруг сдает работу. Первое испытание закончено. – С последними словами она просунула бумагу в дверную щель.
Сяомэй пробежала взглядом стихи и невольно усмехнулась: по первым звукам каждой строки она сразу же прочла слово «монах». Тем временем Цинь Гуань уже распечатал второй конверт. В нем он нашел такой же листок бумаги. На листке были стихи:
* Как и его могучий дед,
он силой одарен;
При свете из дыры в стене
читает книги он;
В пути навеет штопки нить
о матери печаль;
Почтенный старец у ворот,
склонившись, смотрит вдаль5.
Прочитав стихи, Цинь Гуань, не задумываясь, сразу же написал против первой строки Сунь Цюань, против второй – Кунмин, против третьей – Цзысы, против четвертой – Цзян Тайгун. Ответ был передан тем же путем.
Раскрывая третий конверт, Цинь Гуань рассуждал: «На первых двух темах ей явно не удалось провалить меня. Третья тема – это парные стихи, а их я уже умел подбирать шестилетним ребенком, этим меня не озадачишь». На листке, который оказался в этом конверте, Цинь Гуань прочел:
Двери прикрыв, оттолкнула луну,
что в покои глядела ко мне…
На первый взгляд, ему показалось, что найти вторую строку будет совсем нетрудно, но вскоре он убедился, что тема задана очень тонко, и, если ответ сделать обычным, в нем не выявится искусство и находчивость автора. Цинь Гуань задумался. Параллель, достойная заданной строке, все никак не приходила. Сторожевая башня возвестила уже о конце * третьей стражи, а Цинь Гуань так ничего и не смог придумать, и чувство растерянности все больше и больше овладевало им.
Тем временем перед флигелем показался Дунпо – он решил перед сном на всякий случай заглянуть к зятю. Уже издали он заметил, как Цинь Гуань в растерянности описывал круги перед флигелем и бормотал про себя одни и те же слова: «Двери прикрыв, оттолкнула луну, что в покои глядела ко мне». При этом молодой ученый беспрерывно жестикулировал, словно отталкивал что-то от себя.
«Не иначе, как этим стихом сестра поставила его в затруднение, – подумал про себя Дунпо. – Цинь Гуань пропал и, если я не помогу, ему, как видно, не справиться с сестрой». Дунпо стал искать параллель, но ничего удачного ему не приходило на ум.
Замечу здесь, что посередине сада, перед самым флигелем, стоял чан для цветов, доверху наполненный чистой, прозрачной водой. И вот, погруженный в свои мысли, Цинь Гуань случайно оказался возле чана и стал глядеть в воду. Когда Дунпо увидел это, его словно сразу осенило, и он нашел подходящий ответ. Но подсказать парную строку он боялся: заметит сестра, и тогда он только уронит достоинство Цинь Гуаня в ее глазах. Дунпо остановился поодаль, поднял с земли камешек и кинул его в чан. Всплеск… и несколько капель брызнуло в лицо Цинь Гуаня. Отражение луны и звезд в воде заколебалось и слилось… Цинь Гуань тут же понял, в чем дело, взял кисть и набросал:
Камень метнув, разорвал неба свод,
что глубоко таится на дне.
Служанка передала листок с решением третьей задачи. Дверь растворилась, и из флигеля вышла вторая служанка. В руках у нее был серебряный чайник с вином. Наполнив яшмовый кубок, она поднесла его Цинь Гуаню:
– Прошу вас, три кубка в награду за ваши труды!
Цинь Гуань счастливый и довольный, осушил три кубка вина и был торжественно введен в брачные покои.
Можно себе представить, как счастлива была в ту ночь эта достойная пара. Да,
Час тоски бесконечен,
Счастливая ночь коротка.
_______
2,3,4,5 – Перевод Л.Н. Меньшикова
Рассказ "Су Сяомэй озадачивает жениха" взят из двухтомника "Удивительные истории нашего времени и древности" Перевод с китайского, послесловие и примечание В.А. Вельгуса и И.Э. Циперович. Издательство восточной литературы. Москва 1962 г.
----------------------
Примечания
…