Как всегда странно и удивительно быть вместе...
41
Весь следующий день на работе я думал о странной рыбной ловле, в которой мне довелось поучаствовать.
Ведь не было ничего сверхъестественного. Не было даже какой-нибудь маломальской учебы. Обычная, рыбалка. Не занятия тебе в местах силы, в смысле в качковских залах, не даже просто лекция про силы и миры… И все же не оставляло меня смутноватое подозрение, что ускользнуло, прошло мимо что-то. Причем не просто «что-то», а что-то очень большое и важное.
В таких тягостных раздумьях и подозрениях уже после окончания очередного трудового подвига, вошел я в автобус. Народ мощно сдавил и наполнил уши размышлениями о неспособности человеческого индивидуума обнаруживать проблемы ближнего своего. Я только после второй остановки понял, что жизнь все-таки не так загадочна и трудна. Я даже начал думать, что в ней, в этой жизни, есть очень и очень много просто приятных, красивых и замечательных моментов. Например, отражение Маши, замеченное мною в стекле автобуса.
Напрямик за толпой ее не было видно – только в стекле. Она стояла как-то странно одна. И почему-то не могло поместиться в моей головешке, что вот так может ехать – лучшая девушка в этой нелепой Вселенной и совершенно без какого-нибудь восторженного или наоборот сурового дурачка рядом. Я почувствовал, сейчас она заметит меня, и отвел взгляд.
Впрочем, умная мысль о вежливой надобности поздороваться вернула к мутному, грязному, но прекраснейшему из зеркал. Кажется, она тоже смотрела в мою сторону. Я кивнул. Просто и сурово… Она улыбнулась в ответ. Солнышком. Таким родным и таким недоступным.
Так мы и ехали. Я уже не мог оторвать взгляда. Я наслаждался каждым мгновением отпущенного мне незаслуженного счастья. Она замечала это, когда поворачивалась в мою сторону и, кажется, ничуть не возражала. Наконец, насколько я помнил адрес, мы отъехали от ее остановки. Маша исчезла, но в той грусти, что тоненько запела где-то в сердце, уже не было такого уж недовольства собой и жизнью. Даже появился смутный смысл. Ведь жизнь наша вовсе не то, что вокруг, а скорее то, что мы об этом «вокруг» в этот момент думаем. Мне, например, виделось это все светлым и счастливым.
- Вы когда выходите?
Не может быть!
- Маша? Привет! А разве ты остановку не проехала?
- Нет, я сейчас выхожу.
Я понимающе кивнул и нелепо замолчал. Отчего-то сильно захотелось сказать ей: «Привет!» не здесь, вот так, просто разминувшись перед выходом, а основательно, на улице, один на один…
Я пропустил девчонку к выходу, а потом, подумав, что в принципе можно по хорошей погоде чуток пройтись и пешком, подался следом.
Я вышел из автобуса. Насколько же на улице свежее! Маша стояла, будто кого-то ждала. Неужели удастся, наконец, увидеть этого ее парня или ухажера, которого просто не могло не быть. Но автобус уже отчалил. Я вышел последним.
- Привет, поближе! – сказала она, вдруг. Ошалело пожав протянутую руку, я выдавил жалкое:
- Приветик…
Мы, не спеша, пошли рядышком.
- Ты же не здесь живешь! – наконец спохватился я.
- Временно у бабушки, - показала Маша куда-то вперед. – Возле металлобазы. На «Гайдара».
- Родное такое название, «Гайдара».
- Кому как…– Она внимательно, с какой-то грустью на меня посмотрела. Я даже на что-то решился:
- Может это… Ко мне в гости?
- Спасибо. – Голос ее стал совсем тихим. – Не удобно. Ваша жена не поймет.
Меня как током. Точно же! Черт! Неудобно, в самом деле, получилось. Как-то грустно стало.
Дошли до рынка.
- Ну что? – она вновь протянула руку. – Будем прощаться? Мне кое-что купить надо…
- А мне тоже! – вырвалось у меня. – Доширак надо!
Какая-то знакомая тетка пристально на нас пялилась. Кажется знакомая Тамары. Пусть. Какое мне до них дело. Я сейчас самый счастливый из гомосаписов. Чихал я на взгляды и разговоры. В конце концов, меня даже можно назвать свободным человеком. В некотором смысле. Может у меня даже развестись получится. А что…
Сумка в руках Маши приобрела конкретные формы. Я среагировал на это временной конфискацией. Особых возражений не услышал. Кинув мне в сумку головку капусты, Маша объявила поход на рынок оконченным, и мы пошли по Гастелло прямо в сторону металлобазы.
- Спасибо Вам, за сумку. У меня же тут нога еще не совсем зажила. Тяжеловато, честно говоря, тяжести таскать.
В самом деле, огромная сумка, доверху набитая продуктами оказалась приличным грузом. Но оттого, что Маша, не без моей помощи, шла налегке, вся тяжесть уступала непонятной радости и даже наоборот – легкости.
- Чем сейчас занимаешься? - Спросил я, перекладывая сумку из правой руки в левую.
- Тренируюсь потихоньку. Учусь… - Она замолчала, будто вспомнила еще что, но не захотела говорить.
- А дома?
- Дома? Хозяйством… - Показалось, что она скажет сейчас что-то очень важное, что-то может быть из того, что не мог сказать я по причине своей неожиданной «женатости». Было в ее взгляде столько тоски и в то же время нежности что ли, что я просто растаял внутри. И вдруг: - Мужа кормлю.
- А… ты… замужем? – сказал это достаточно ровно, не выдав того ледяного холода, что обрушился на меня в этот летний вечер.
- Да. Конечно.
- Это хорошо. Есть о ком заботиться.
С другой стороны какое-то спокойствие охватило меня. Стало все на свои места. Понятно, почему нет парней и ухажеров. Почему одна в автобусе…
- Ну вот. Через два дома – мой. Спасибо, что помогли… помог…
Я осторожно приподнял сумку, чтобы она могла обхватить ее двумя руками. Шепнул:
- Пока.
- Увидимся. – Просто улыбнулась она, так, как не мог никто в этом мире.
И мы разошлись.
Я обернулся, увидел, как она входит во двор своего дома. Все. Пустая летняя улица. Слишком веселые птицы. Вечная, тихая без суеты детей, дорожная пыль. Тупые, но куда без них – небольшие круглые холмики похожие, как мне тогда показалось, на дюны, хотя круглых дюн я сроду не видывал. Оставалось вернуться кварталов на шесть назад. Туда, где почти наверняка ждал меня Валентин Иванович.
42
И так оно и было. Валентин Иванович сидел на маленькой, знакомой мне по рыбалке скамеечке и внимательно рассматривал какие-то картонки, похожие на обычные карты, но очень уж красочные. Заметив меня, Иваныч быстро сунул странную колоду в карман и поднялся навстречу, приветливо улыбаясь.
- Отработал?
- Да. Вот хочу позаниматься.
- Молодец. Намерение заниматься значит больше самого занятия. Ты никогда не задумывался, что намерение, это броня, защищающая тебя от твоих темных сторон и постепенно преобразующая их в светлые?
- Не, ну я чо похож на джедая? Откуда у меня какая-то там броня… - Я вспомнил Машу. – Расстроился просто… Вот и все намерение.
- А я и не говорю о материале, из которого создано твое намерение, я говорю о самом намерении. О желании, устремлении, направленности – называй, как хочешь. Какая разница из чего это сделано! Главное – оно работает. Ну-ка отожмись сто раз.
- Вы что, Валентин Иванович! Я же столько не смогу. Возраст все-таки…
- Понятно, - дядька Валька довольно улыбнулся. – Намерение значит, у нас есть, а вот уверенности нам не хватает.
- В чем уверенности? – с некоторым сарказмом поинтересовался я, устраиваясь в упоре лежа.
- В том пути, который ты выбрал.
- А разве я что-то выбирал?
- Вот это уже начало правильного подхода. Осталось девяносто восемь. – Оказывается, он считал.
Замучил меня в тот вечер мой наставник физухой. Отжимания, приседания, подпрыгивания – все слилось в сплошной нелепый акт изощренного садомазохизма по методике советской физической культуры и спорта. Может быть, Иваныч напоминал мне, что отвечающий за физкультуру в городе, должен сам быть в форме. Тело сначала бунтовало и кричало от боли. Потом боль притупилась, усталость стала нормальным состоянием и я почувствовал странное облегчение. Еще через десять минут, на одном из подпрыгиваний я неловко шатнулся в сторону и растянулся на земле. Уже не было ни боли, ни усталости, но в ужасе я понял, что не могу пошевелиться. Я уже не управлял своим телом. Оно как бы исчезло. Наверное, так медитировали в свое время шаолинские монахи.
Один из них, лежа во дворе обычного российского дома, увидел черное небо наступившей ночи, задал себе странный вопрос: «А может быть, я останусь здесь навсегда?» и самым банальным образом заснул.
Сквозь нежелающие раскрываться ресницы я обнаружил себя на чайной церемонии. Напротив сидел дядька Валька. На столе между нами оказался самовар, чашки, ложки и какие-то бублики. Пахло приятно свежей заваркой и сдобой. За окном усилилась ночь, и до меня дошло, что грустный и безумный вечер продолжается.
- Что, Андрюша? Проснулся? – Иваныч пододвинул мне чашку с чаем. – Вот, подкрепись. Тебе сейчас нужно.
Реальность прорисовывалась все четче, и я уже расслышал лай собаки в соседском дворе. За что же дядька Валька так поиздевался надо мной? Небось, его самого так никто не гонял. Я отхлебнул чаю. Оформился вопрос:
- А что Валентин Иваныч, ваш учитель вас тоже в свое время воспитывал как вы меня?
Иваныч задумался. Он вообще не любил говорить о своем прошлом. Но тут видно вопрос всплыл в удачное время. После трех минут сомнений, мой гуру все-таки начал свой рассказ:
- Воспитывал? Да, пожалуй, что да. Даже строже, чем я тебя. Намного строже. У него вообще характер крутой был, не то, что у меня. Он же по молодости сталкером был. Инструктором по парашютному спорту. Молодых с самолета сталкивал. Там времени на капризы и прочую суету нету. Чуть позже столкнешь, угодит молодой куда-нибудь в лес или на провода и все… Пиши маме… Очень суровый был тип. Никак эта суровость с его именем не вязалась. Имя такое доброе – Беня. Люди спрашивают: «Дядю Беню не видел?» Будто про нежное какое существо. Фамилия, правда, суровая была – Фактор. Хотя, в принципе обычная еврейская фамилия. Ну, тут уж не каждому с происхождением везет как нам с тобой. Но он не комплексовал по этому поводу. Наоборот, гордился. Говорил, что очень помогает. Типа евреям Бог дал больше энергии, чем другим. Но другие евреи Бога вообще кинули и всю эту энергию на заработок переключили, а он, Беня и для Бога дело делает – нас на халяву воспитывает, и о себе не забывает. Капусту рубить он любил. Не в смысле вегетарианства, ты понимаешь. Бывало, придет к нему какой-нибудь недотепа, ну слышал от людей, что есть, мол, маг и волшебник Беня Фактор, попросит порчу снять или сглаз. Он с удовольствием. Всегда пожалуйста. За хорошую плату разумеется. Помогало на раз. Оно ж знаешь, чем больше плата, тем круче терапевтический эффект. Про биополя всякие, чакры любил рассказывать. Гадал даже. Я не понимал, да и не понимаю этого, а он говаривал: «Я ведь, Валя, деловой человек, а не эзотерик хренов. Я ж в Бога верую. Я ж понимаю, что вся эта магия – бред и полный лохотрон. Мне просто кушать хочется. А соблюдать кашрут нынче ох как дорого». Веселый был человек…
Дядька Валька неловко смахнул слезу и замолчал. Видно любил он своего Беню Фактора.
- Ты чай попил? – поинтересовался он, наконец, напуская серьезность.
- Да, - улыбнулся я. – Спасибо.
- Тогда дуй наверх, а-то расслабился совсем.
Пустота! ОК?..
Тема: Цветок папоротника 41, 42 (Прочитано 1839 раз)
