Приветствую всех.
Я – один из учредителей издательства «Номос», выпустившего новую книгу Аркадия Ровнера – «Небесные селения». И хотя, по мнению некоторых моих друзей, настоящее искусство не нуждается в рекламе, я хочу представить здесь эту книгу скорее как читатель, чем как издатель. Рассказать о книге, поделиться своим открытием, передать свою радость близким по звучанию людям – не значит ее рекламировать. В рекламе, какой мы ее знаем сегодня, преобладает цинический расчет, стремление навязать человеку товар, обмануть, сорвать прибыль. Во мне нет этих побуждений, и я прошу читающего эти строки отнестись к этой книге, которую я люблю, с подобающей ей деликатностью.
Несколько слов об авторе, – для тех, кому это имя не известно или известно мало.
Скажу только, что Аркадий Ровнер – автор талантливого, оригинального и наиболее полного на русском языке исследования, посвященного учению Гурджиева: «Гурджиев и Успенский». Эта книга была издана издательством «София» несколько лет тому назад, тираж был распродан, и в настоящее время она переиздается нашим издательством совместно с издательством «Старклайт».
Книгу о Гурджиеве А. Ровнер написал, обладая опытом работы как с российскими гурджиевскими группами, так и с западными. В России 60-70-х годов А. Ровнер был у истоков гурджиевского движения, в которое его ввел В. Степанов. В те годы А.Ровнер пересекался и взаимодействовал с такими яркими людьми как Б. Кердимун, В. Ковенацкий, Е. Головин, М. Теппер, С. Семенцов, Б. Андреев, А. Арлашин и др.
В Нью-Йорке в 70-80-е годы А.Ровнер тесно общался с лордом Петландом, учеником Г.И.Гурджиева и П.Д.Успенского и главой Гурджиевского фонда США, и с Николаем Рабиником, учеником и другом П.Д.Успенского. В начале 80-х годов по рекомендации этих двух людей А.Ровнер совершил поездку в Лондон и Париж, где встречался с многими учениками Г.И.Гурджиева и П.Д.Успенского и с будущим главой Гурджиевского фонда и сыном Г.И.Гурджиева Мишелем де Зальцманом.
Но сейчас разговор о новой книге автора.
«Небесные селения» – книга, написанная в жанре волшебного путешествия.
Опять же, для тех, кому это мало что говорит: Рене Домаль, французский писатель и ученик Гурджиева, в сороковых годах прошлого столетия написал свою прекрасную книгу «Гора Аналог» в том же жанре. Сам по себе этот жанр имеет очень древнюю историю, стоит вспомнить «Одиссею» Гомера, «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта, многие истории «Тысячи и одной ночи». В данном случае, насколько мне известно, это первая книга, написанная А. Ровнером в этой манере.
Громадный культурный опыт автора, опыт его работы в гурджиевском движении в советском андеграунде, в Америке, его место в сегодняшнем глубинном слое российского эзотеризма, и, на мой взгляд, главное, его дар поэта и прозаика сплавились здесь воедино.
«Небесные селения» - это философская сказка, прочитав которую, и перечитывая сейчас снова, я далеко не смог постичь всех её тайн, её временами почти прозрачных, временами очень глубоких аллюзий, образуемых и поворотами сюжета, и многочисленными вплавленными в повествование притчами. Я был увлечен свежестью и необычностью переживаний ее героев, открывающих для себя чудесный мир небесных селений, и одновременно захвачен легкостью, воздушностью и радостью увлекательного сюжета, в котором оказались грациозно соединенными реалии небесного архипелага Макам и реализм мира человеческой души.
Вот несколько отрывков из этой книги:
Дуракин
(записки ассириолога Николая – главного героя «Небесных селений»)
Дуракинские легенды
В годы моей юности город Дуракин только и делал, что грезил о старине. Когда-то здесь жили яркие интересные люди – писатели, ораторы, полководцы, – многие из которых прославились на весь Большой Иллюзион. Где они теперь? Но и Дуракин уже не тот.
Дуракин – это сравнительно новое название города, полученное им по фамилии генерала Дуракина, имение которого в 1937 году было превращено в Краеведческий музей. Деревня Дуракино находилась в холмистом месте, где когда-то располагался городок Саблин, или Сабобли, как его называли турки, еще в 17-м веке отнятый у турок донскими казаками, которые разграбили и разрушили его почти до основания. А у разрушенного города Саблина, оказалась древняя и славная история.
Если верить преданиям, именно в окрестностях нашего города хромой бог Гефест приковал к скале титана Прометея за то, что тот восстал против Зевса. Он выступил против потока, и встречный ветер принес ему гибель и – славу.
Рассказывают также, что где-то здесь находилась знаменитая Щель, через которую Орфей, а вслед за ним Одиссей и Эней спускались в Преисподнюю. Все это связано с представлениями о полой Земле и о целом мире – с полями, горами и реками, со своим Солнцем, Луной и звездами и, конечно же, своим человечеством, – расположенном в глубинах земли. Отголоски этих представлений имеются и на Востоке, что же касается древних народов Египта и Месопотамии, то они все это описывали досконально.
Ближе к нашему времени в городе также кипели страсти: колонисты из Византии рыли рвы и строили высокие стены, отгораживаясь от скифов, турки-сельджуки воевали с татаро-монголами, хазары – с печенегами и половцами, а казаки – с горцами. Вот тогда и начало мелькать имя маленького приазовского городка Сабобли, переделанное русскими солдатиками в более благозвучное для их уха название Саблин.
Позже из двух российских столиц в Дуракин ссылали бунтовщиков из дворян и разночинцев, которые упорно насаждали на нашу каменистую почву свои неприкаянные утопии. В то время чуткие люди могли разглядеть за нашим городом его уникальную физиономию и говорили о нем как о живом существе: «Наш город помолодел» или «Город живет в ожидании перемен», или «У города выросли крылья».
Все это было давно, и между тем временем и нашими буднями пролегла непроходимая, хоть и невидимая черта. С тех пор все изменилось кругом и меняется постоянно, но от этих перемен нету радости: крылья у города не выросли, и никто в нем больше не интересуется нашим прошлым, а будущим и подавно.
Сегодня город Дуракин это уже не город, а груда утонувших в грязи или сугробах строений, разбросанных где и как попало. Гуляя вокруг этих домов пешеход может набрести на заваленные снегом мусорки, на забытые машины, которые их хозяевам лень выгребать или на одинокие ларьки с сигаретами и пивом. Когда идет дождь или тает снег, прохожие месят на улицах глину, когда жарко и сухо, в воздухе стоит удушливая пыль, от которой они становятся раздражительными и ругаются черными словами. Впрочем люди редко выходят на улицы, разве что в магазин или в аптеку, в основном же сидят по домам, пьют водку и смотрят телевизор.
Иногда горожане собираются группками, чтобы выпить и позлословить в адрес знакомых. К концу вечера все так друг другу надоедят, что зарекаются когда-либо снова встречаться. Часто такие посиделки кончаются мордобоем и кровопролитием. Друзей ни у кого нет, а пьянство заменяет и дружбу, и приятельство.
Каждый занят своим: одни льготы себе по госучреждениям высиживают, другие на службах маются, причем тот, кто работает, бедствует, а кто ничего не делает, тот живет как паша за высокими заборами с охраной и прислугой. Удивительно, как такие люди умеют между собой ладить и держать круговую поруку! Поэтому у них и деньги, и власть, и всякие другие возможности. Молодые тянутся за стандартами, хотят, чтобы все у них было как в глянцевых журналах и мексиканских сериалах и потому транжирят время и силы на ерунду, а неумолимое время затягивает их всех в свою воронку.
Большинство живет в ожидании чудес, которые все никак не наступят, хотя по телевизору о них говорят без конца и обещают не сегодня-завтра. Все кажется: вот все переменится: закончится зима, отпустит безденежье и начнется что-то необыкновенное, долгожданное, радостное. А город между тем все глубже зарывается в сугробы или тонет в грязи, и жизнь в нем становится все угрюмее и безнадежнее.
Невероятное множество бездомных собак развелось в нашем городе. Все они поджарые и деловитые, а рядом подрастает такой же упитанный собачий молодняк. Глаза у них мутные и бездонные, как и у людей, например, у соседа, живущего этажом ниже. И надо мной тоже живет сосед с такими же точно глазами, и у его сына то же самое. Почти все обитатели нашего города именно так и смотрят друг на друга.
……………….
Ветры гор и степей
Давным-давно в нашем городе поселились ветры гор и степей и с тех пор живут в нем постоянно. Зимой они приносят с севера снег и стужу, крутят поземку или поднимают и несут снежные столбы. Осенью они гонят по земле жухлую листву, срывают с головы шляпы и тюбетейки, задирают у девушек юбки, обнажая под ними стройные нежные колонны. Знойным бездыханным летом приносят с моря и с гор ароматную прохладу и свежесть, они несут в себе жизнь, дыхание и вольность, разносят и раскидывают семена кустов и деревьев, ароматы цветов.
Я люблю ветры за то, что они невидимы, непредсказуемы и свободны, свободнее птиц, легче и беззаботней воды и огня. Мне нравится, как они поют, как смеются или стонут, как они разговаривают с деревьями, с кустами, с травой, в их голосах я слышу что-то понятное и родное. Ветер – это воздух, он легче земли и воды и не такой жаркий и упорный как огонь, ветер – это дыхание, это речь. Иногда мне кажется, что еще немного и они смогут заговорить на понятном мне языке, и я смог бы им ответить. Я бы сказал им: я такой же как вы – невидимый, непредсказуемый и свободный. Не смотрите на мое тело, на мои привычки и мой возраст – все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Общество, в котором находится моя оболочка, мной не владеет. В человеческой истории я вижу только несколько душ, ставших ветром и взлетевших над временем – только с ними я дома и равен себе. Им мне не надо ничего объяснять, например, что «ветер» – это и ветер и что-то другое, для чего существуют десятки известных и тайных названий.
Эти мысли заперты во мне и всегда со мною. Только малой их частью я могу поделиться со своими знакомыми. Мои настоящие собеседники раскиданы по разным тысячелетиям и по разным цивилизациям. Они подают мне и друг другу знаки, недоступные посторонним, но прозрачные для посвященных.
Город Халь
Времени больше нет
Когда после неожиданного обеда я вышел на знакомую улицу, я чувствовал себя помолодевшим и поглупевшим, то есть отменно. Главное же, я совершенно выбросил из памяти город Дуракин с его снежными заносами и бездомными собаками. Когда это я там был в последний раз? Час назад? Но ведь времени больше нет!
Все это было слишком стремительно и невероятно, чтобы поверить в случившееся. Но вот я стою на улице, одним своим краем уходящей в горы, а другим – упирающейся в море. Светит солнце, пахнет какими-то южными цветами, мимо идут незнакомые люди со странным отливом кожи и с причудливыми прическами, одетые пышно и небрежно, как на оперной сцене, и разговаривают на незнакомых языках.
Внимательный слух лингвиста подсказал мне, что люди в этом городе говорят не на одном, а на двух разных языках. Некоторые из них, разговаривая, цокали и щелкали. Другие издавали плавные и пластичные звуки, мягкие и улетающие ввысь, как птицы или воздушные шары. Однако в отношении местных языков у меня не возникало ни одной ассоциации с чем-либо знакомым, как будто бы я и в самом деле оказался на чужой планете.
Танец вчетвером
Мне вдруг остро захотелось с кем-то пообщаться, войти в какие-то местные дела, стать кому-нибудь интересным и нужным. Не зная языков аборигенов, сделать это можно было только при помощи жестов. Однако жесты так расплывчаты и ненадежны! Как, например, передать жестами симпатию или любопытство? Как выразить удивление и радость? Как рассказать о том, что со мной случилось?
Навстречу мне шли две девушки с цветочками – синим и розовым, – приклеенными к щекам, и между ними державший их за руки молодой человек в желтой накидке. У маленькой и изящной девушки с синим цветочком были русые волосы и грустные серые глаза, другая посмуглее – с розовым цветком – была брюнеткой. Я сделал шаг в их сторону и встал перед ними. Все трое остановились и вопросительно посмотрели на меня. Тогда я улыбнулся, ткнул себе в грудь правой рукой и сказал:
– Николай.
Я повторил мое имя три раза, а потом взял свободные руки девушек, и мы вчетвером образовали круг, а может быть квадрат, во всяком случае, замкнутую симметричную фигуру.
Мое поведение не вызвало в них никакого удивления. Мы постояли немного, держась за руки, и тогда сероглазая девушка довольно точно повторила мое имя:
– Николай.
После этого я начал двигаться по кругу, и тем самым сдвинул с места двух девушек и молодого человека, и мы закружились в хороводе, как дети вокруг новогодней елки. Я видел, что предложенная мною игра пришлась по душе двум девушкам и молодому человеку. Кружась со мной, они начали что-то незнакомое напевать, плавно подпрыгивать и размахивать руками. Мы кружились сначала медленно, потом быстрей-быстрей-быстрей. Все закружилось: дома, деревья, облака на небе, и оливковые лица моих новых друзей.
………..
Суд:
Наступила недолгая растерянность как в рядах участников Слушаний, так и – сторонней публики. Единственным человеком, который не мог себе позволить растерянности, был, разумеется, господин Опий. В очередной раз сняв и надев свою шляпу и властным жестом заставив замолчать не к месту заигравший оркестр, господин Опий снова взял в свои сильные руки инициативу.
– Никакая сила во Вселенной не может сбить с толку и заставить утратить смысл того, кто не зависит от толка и является мастером смысла. Именем моей Высочайшей Совести и по поручению Трех Великих Старцев, я, Опий Сильный, объявляю Открытое Слушание продолженным. Именем Гранатового Ветра и Трех Голых Старцев слушается дело Николая, выпавшего из Щели. Слово имеет «человек ветра» Титус Хальский. Тахаратским чиновникам приготовиться.
– Именем Гранатового Ветра и Трех Голых Старцев слушается дело Николая, выпавшего из Щели, – повторил Тит, выйдя вперед и поднял правую руку, обращенную раскрытой ладонью к заходящему солнцу. – Я, «человек ветра» Тит Хальский, первым занялся судьбой Николая, выпавшего из Щели. Я построил для него город Халь и дал ему Друга и Возлюбленную. Я столкнул его с ассириологом Елуаном и дал ему парусное судно с капитаном Фладдом и старшим офицером Туэлем. Я создал для него благоприятный ветер, но он не сумел воспользоваться обстоятельствами и остался глух и слеп к смыслу происходившего. Его нес поток, и он следовал потоку – вот и все. Он не сумел подняться над потоком.
Проговорив все это, Тит, «человек ветра», вернулся на свое прежнее место.
Вперед выступил старейший из тахаратских чиновников господин Та. Он повторил жест Тита, подняв правую руку и сказал следующее:
– Именем Гранатового Ветра и Трех Голых Старцев слушается дело Николая, выпавшего из Щели. Я, чиновник из Тахарата совместно с моими коллегами и нашими женами создали для Николая город Тахарат и Лингвистическое Сообщество Тахарата с Беней Сном, его супругой и коллегами. Я дал ему Посвящение Змеи и свел с учителями мудрости Клеанфом и Евсеголом. Я создал для него благоприятный ветер, но он не сумел воспользоваться обстоятельствами. Он остался глух и слеп к смыслу событий. Его нес поток, и он следовал потоку. Он не сумел подняться над потоком.
Третьим, после жеста поднятой и обращенной к солнцу правой руки, заговорил кудратский диктатор и, разумеется, он говорил в стиле своих коллег:
– Именем Ветра и Трех Голых Старцев слушается дело Николая, выпавшего из Щели. Я Опий Сильный привел его и его близких в город Кудрат и устроил их в прекрасной гостинице. Я развлекал в цирке его Возлюбленную и его Сына. Я свел его с мудрым Шестикрылом, но он пренебрег учителем и даже не заметил его. Я создал для него благоприятный ветер, но он не сумел воспользоваться обстоятельствами. Он остался глух и слеп к смыслу событий. Его нес поток, и он следовал потоку. Он не сумел подняться над потоком.
– А теперь последнее слово имеет сам виновник Слушаний Николай, выпавший из Щели, – объявил господин Опий.
Видя, что надо мной сгущаются темные тучи, я выступил вперед и откровенно высказал то, что думал:
– Я могу сказать кое-что в свое оправдание. У меня был дар, и я шел путем дара и преданности близким. Мой дар – это дар языков и понимания. Я одолел два языка и обрел речь и понимание. Кроме того я был верен любви и дружбе. Больше мне нечего сказать, – и я замолчал.
Однако господин Опий возразил мне. Он сказал:
– Понимания языков недостаточно. Верности в дружбе и любви – тоже. Ты не одолел своей судьбы и не сумел освободить свое “Я есмь”. Вот единодушный вывод тех, кому было поручено Гранатовым Ветром и Тремя Голыми Старцами помогать тебе и испытывать тебя: ты не создал свой собственный ветер, ты не поднялся над ветром судьбы.
И все присутствующие повторили вслед за господином Опием эти ужасные слова:
– Ты не создал свой собственный ветер, ты не поднялся над ветром судьбы.
Только один голос неожиданно прозвучал в мою защиту, и это был голос моего сына Никлича:
– А по-моему все вы сговорились против моего отца.
Однако голос подростка был проигнорирован.
Из записок сына Николая - Никлича, - упавшего с неба
…………
Дуракинские охнебарты
Мой рыжий спутник позвонил, и нам открыли. Узким коридором мы прошли мимо комнаты с открытой дверью, где сидело с полдюжины молодых людей, даже не шелохнувшихся при нашем появлении. Пройдя коридором в ванную, мы с моим «спасителем» первым делом приняли душ и переоделись. Снятую с себя одежду я повесил для просушки на батарею. Я оделся в холщевую рубаху и такие же брюки, предложенные мне моим спутником. После этого мы вошли в комнату, где все так же неподвижно сидели приятели Глеба.
В первую очередь Глеб представил мне своих друзей. Должен признаться, что я едва ли запомнил все их имена, но не мог не отметить их открытые лица и внимательные глаза. Для начало я хочу обрисовать чисто внешнюю сторону этой встречи – как оно представилось мне, человеку недавно «свалившемуся с неба» и только что пережившему грозу.
Слева возле окна сидел человек лет 40, довольно грузный, но полный летучей и звонкой энергии по имени Кондрат. Это был чисто тахаратский тип, угораздивший оказаться в Дуракине, соединявший в себе волю и решимость с неизбежной при этом прямолинейностью.
Правее сидела тихая девушка лет 18 по имени Ольга. Несмотря на опущенный взгляд в ней было что-то стремительное и неуловимое, и в то же время устойчивое, крепкое. Такой была мама Клич, обращенная ко мне и к отцу аспектом своей надежности.
Рядом с ней сидел Жора, человек с лицом, покрытым густой растительностью, окруженный всполохами ветров и ароматов. Впрочем, он во время этой первой встречи не сказал ни слова, однако за ним угадывалась большая сила и изобретательный ум.
Потом была еще одна девушка с выразительным лицом, имени которой я не запомнил. Ее глаза жили сами по себе, засматриваясь в глубины Вселенной. При этом она плотно присутствовала в пространстве комнаты, где все происходило.
Последним был Тимофей, азартно живущий сиюминутным, рационалист и скептик. Он говорил увереннее всех, но сказанные им слова каждый раз вызывала досаду и нетерпеливое желание послушать кого-нибудь другого.
Первый разговор
Разговор начался со сбивчивого объяснения Глеба, из которого я не понял ни единого слова. И тогда мне пришла в голову мысль заговорить с ним на старо-английском языке, которому меня научил Калам. К моей радости, он меня понял и ответил мне на какой-то варварской разновидности этого языка. И все же мы смогли объясниться и начали понимать друг друга в общих чертах с пятого на десятое.
Как только общий язык был обнаружен, Глеб заговорил об эгрегорах, о синих нейтронных звездах, об астральных животных и о вычислениях, которые ему удалось завершить этой ночью, в результате чего он определил мое местонахождение. На этот раз я что-то все-таки понял. Кроме того меня занимали мои наблюдения за окружающим и происходящим. Меня привлекала разлитая в этом помещении особая гравитация, образующая поле локального эгрегора.
– От лица нашего братства охнебартов приветствую вас в Дуракине, то есть я хочу сказать… на планете Земля. Впрочем, Дуракин в некотором смысле и есть эпифеномен земной стихии, поэтому слово «Дуракин» вполне функционально, –уверенно заговорил Тимофей, дождавшись, когда Глеб закончит свои объяснения. – Наконец-то свершилось то, чего мы ждали столько лет! Мы привлекли к себе небожителя, инопланетянина! И теперь мы с нетерпением ждем от вас информацию, которой вы должны обладать в силу вашей органической принадлежности к иным измерениям. Эта информация поможет нам достичь неба.
– Я считаю, что в силу драматичности текущего момента, нужно для начала обрисовать гостю ситуацию в дуракинском психодроме, – несколько раздраженно перебил Тимофея Кондрат и тут же запнулся, а ловкий Тимофей опять перехватил у него инициативу и начал объяснять гостю «конкретную ситуацию»:
– Ситуация в Дуракине такова: дуракинцы делятся на богопупиков и поганцев. Богопупики утверждают, что Бог является пупом всего, что нас окружает и что с нами происходит. Например, сломает человек себе шею, заболеет ангиной, разбогатеет или обеднеет, случится война или землетрясение – во всем богопупики видят божественное Провидение. Бог для них – источник добра, а зло порождается человеками, соблазненными падшими ангелами. Высшее Добро для них – это человеческое добро, скроенное по их понятиям. Им трудно представить, что Бог находится по ту сторону и добра, и зла, и что эти категории – я имею в виду добро и зло – не являются определяющими и для человека в подлинном смысле этого слова. Определяющим является состояние, или уровень внутреннего порядка, с которым связана и нравственность, и благородство, и красота, и истина. За мировоззрением богопупиков, не имеющим ничего общего с грозным монизмом Авраама, Иисуса и Мухаммеда, легко просматривается леность ума и атрофия воли. Вдобавок в Дуракине имеется несколько враждующих групп богопупиков, каждая из которых заявляет о своем эксклюзивном обладании истиной и о особых привилегиях у господа Бога.
– Нельзя ли покороче, – перебил Тимофея Глеб. – У нас не так много времени.
– Закругляюсь, – пообещал Тимофей, но продолжал говорить так же пространно, с нетерпением Глеба и раздражением Кондрата нисколько не считаясь. – С другой стороны, в Дуракине обитают бесчисленные поганцы – так их называют богопупики за инакомыслие. Поганцы пытаются объяснять то, что их окружает, и то, что с ними случается, не одной, а разными причинами. Некоторые из них утверждают, что существует не один, а великое множество богов. Другие поганцы вообще не признают никаких богов, а видят за всем некоторый извечный порядок. Иные считают, что за всем стоит прародитель-хаос, то есть великий беспорядок, четвертые утверждают, что в основе всего лежит Великая Пустота…
– Однако мы в эти их споры не вмешиваемся и своего мнения по этому поводу принципиально не имеем, – Кондрат опять перебил Тимофея, подводя черту под его разглагольствованиями. – Мы заняты в первую очередь охотой за небесными архетипами.
– Что вы имеет в виду? – я попытался уточнить смысл услышанного.
Ответил мне снова Тимофей:
– Известно, что на землю ежегодно падает с неба великое множество разнообразных предметов: тюков с одеждой и продовольствием, кошельков с золотом и серебром, автомобилей, плееров, волчков и плюшевых медведей. На некоторых дуракинцев с неба падают квартиры, дачные участки и яхты. Другим спускаются поэмы, суры, сутры и касыды. А иногда с неба спускаются люди. О вашем приземлении нам было известно задолго до того, как это событие произошло. Однако об этом знали не мы одни…
Опять вмешался Глеб с объяснениями:
– В Дуракине на протяжении пяти веков существует сообщество охотников за небесными артефактами, или сокращенно – охнебарты. Вольные охнебарты (а есть еще, кстати, и казенные охнебарты – наши конкуренты) делятся на две конфликтующие группы – знанцев и состоянцев. Знанцы уверены, что небесные артефакты можно заполучить благодаря знаниям, которыми они, по их мнению, обладают. Мы же полагаемся лишь на свои состояния, и потому нас называют состоянцами. Впрочем среди нас имеются и знанцы, озабоченные полезной информацией, как вы, неверное, это заметили в случае Тимофея.
– Неправда, я гармонично сочетаю установки как знанцев, так и состоянцев, – опять вмешался Тимофей в ответ на замечание Глеба. – Я исхожу из того что весь дуракинский мир, вместе с обитающими в нем людьми и коровами, есть не что иное, как Артефакт, под которым скрывается Истинная Реальность, которая постигается только в состоянии Альфа. В таком состоянии апостолы «видели» Иисуса, являвшегося им после воскресения. Говоря метафорически, Дуракин является провинцией Великого Хаоса и Малым Космосом, то есть поверхностным слоем реальности. В основании Большого Космоса находится Великий Хаос, которым правит безумный и слепой бог Азазот. Малую часть этого мира составляет Малый Космос с богом-устроителем Тозазотом. Дуракинцы это люди, не видящие ничего за пределами пленочного слоя Малого Космоса. Мы, охнебарты, видим часть картины или целую картину. Далее, есть особые предметы, в присутствии которых Артефакт разрежается, и Реальность проступает. Одним из таких предметов является…
Но здесь Тимофея снова перебил Кондрат:
– Тимофей, опять ты ушел в рассуждения. Напоминаю тебе, что перед нами сидит человек, спустившийся с неба, встреча с которым является величайшим событием всей нашей жизни. Мы ждали этой встречи, мы старались ее приблизить, мы вычислили ее, мы даже можем понимать один другого и говорить друг с другом. И вот теперь нам нужно сделать все для того, чтобы не упустить этот чудесный шанс. Единственно важный вопрос сейчас – это, что нам делать дальше? Почему же мы занимаемся никуда не ведущими разговорами? Нам необходимо решать конкретную, связанную с нашей новой ситуацией задачу. Возможно, Никлич поможет нам поставить и решить эту задачу, но пока не понятно, как? А между тем нам нужно действовать. Может быть сам Никлич нам что-нибудь подскажет? – сказав это, Кондрат посмотрел на меня и вслед за ним все лица повернулись ко мне.
Искренность говорящих заразила меня. Глеб, Кондрат и другие искали и нашли меня и пытались понять создавшуюся ситуацию. Я видел, что это была и моя ситуация, хотя я до сих пор играл в ней только пассивную роль. Однако я знал, что не случайно оказался в Дуракине в этой компании. И вот теперь они все ждут от меня помощи, а я не знаю, что я им могу сказать, как им помочь? И тогда я высказал им так же откровенно, как они говорили со мной, то что лежало у меня на сердце:
– Только что я впервые в жизни пережил грозу. Это очень сильное впечатление! В Тахарате не бывает гроз, их нет и в Кудрате. Ваше небо рвалось на части и извергало огонь. У вас страстное небо, и вы страстные существа. Глеб нашел меня мокрого в степи и привел сюда к вам. Я ему благодарен за это. Мне здесь хорошо: кажется, что я знаю вас всех очень давно. Вы мои друзья на земле. Однако я не знаю, как я могу быть вам полезен. Для начала нам нужно учиться говорить и понимать друг друга. Раз я оказался здесь, я буду здесь с вами. Я буду говорить и жить так, как вы. Вот все, что я могу вам сказать для начала.
Книга меньше месяца назад вышла из типографии, пока есть только в магазинах "Путь к себе" и "Дом книги на Арбате"
Напрямую, у издательства, она должна стоить дешевле
Отредактировано по просьбе А.Рыжова. Администрация сайта.
Тема: "Небесные селения"- новая книга Аркадия Ровнера (Прочитано 6555 раз)
