"Беседа перешла на Достоевского.
Тургенев понизил голос и заговорил несколько торжественным тоном:
-- Жил я, -- начал он, -- в Петербурге, в гостинице. Однажды утром входит ко мне Достоевский в черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, и, не глядя на меня, начинает как бы читать наизусть заученный рассказ: "Вам известно, -- говорит он, -- что в "Дневнике писателя" я вел кампанию против одной портнихи, мучившей свою малолетнюю ученицу. Я добился того, что ученица была отпущена на волю. Я подобрал девочку -- и растлил ее. Долго я не знал, как наказать себя за этот гнусный поступок, и наконец придумал следующую кару: пойду я к человеку, самому для меня ненавистному на свете, -- тут Достоевский поднял глаза на меня, -- и откровенно расскажу ему про этот случай. Вот почему я пришел к вам". Сказав это, Достоевский поднялся и, не прощаясь, вышел из комнаты".
* * *
А вот еще интересный и полезный термин от Тургенева - самист:
"Лицо Тургенева омрачилось.
-- Трудно стало мне писать в последнее время, -- сказал он. -- Не замолаживает *. Пишу я теперь роман под заглавием "Самист". И, видя мое недоумение, он стал объяснять.
-- "Самист" -- это новый тип человека, который признал только себя и сам себя считает мерилом вещей".
Отсюда (страница поэта Николая Минского).
Его стихотворение:
«Как сон, пройдут дела и помыслы людей...» Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
Забудется герой, истлеет мавзолей,
И вместе в общий прах сольются.
И мудрость, и любовь, и знанья, и права,
Как с аспидной доски ненужные слова,
Рукой неведомой сотрутся.
И уж не те слова под тою же рукой —
Далеко от земли, застывшей и немой,
Возникнут вновь загадкой бледной.
И снова свет, блеснет, чтоб стать добычей тьмы,
И кто-то будет жить не так, как жили мы,
Но так, как мы, умрет бесследно.
И невозможно нам предвидеть и понять,
В какие формы дух оденется опять,
В каких созданьях воплотится.
Быть может, из всего, что будит в нас любовь,
На той звезде ничто не повторится вновь...
Но есть одно, что повторится.
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном, —
Тоска неясная о чем-то неземном,
Куда-то смутные стремленья,
Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет
И жажда жгучая святынь, которых нет, —
Одно лишь это чуждо тленья.
В каких бы образах и где бы средь миров
Ни вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,
Какие б существа ни жили, —
Но будут рваться вдаль они, подобно нам,
Из праха своего к несбыточным мечтам,
Грустя душой, как мы грустили.
И потому не тот бессмертен на земле,
Кто превзошел других в добре или во зле,
Кто славы хрупкие скрижали
Наполнил повестью, бесцельною, как сон,
Пред кем толпы людей — такой же прах, как он, —
Благоговели иль дрожали.
Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах земли
Какой-то новый мир мерещился вдали —
Несуществующий и вечный,
Кто цели неземной так жаждал и страдал,
Что силой жажды сам мираж себе создал.
Среди пустыни бесконечной.
1887
Отсюда 
Тема: Достоевщина (Прочитано 1097 раз)
