Рассмотрим такой пример. Человек крадёт что-либо из супермаркета. Моралист может сказать примерно следующее: если ты украл что-то, то взял это из чьего-то кармана. Это – плохо, поскольку противоречит заповеди – не укради. Или более общо – не делай другим того, чего бы ты не хотел чтобы сделали тебе. Этот поступок так или иначе приведёт к пагубным последствиям, не в этой жизни, так после неё.
Проанализируем эту цепь утверждений.
1. «Если ты украл что-то, то взял это из чьего-то кармана». В категоричной форме это утверждение не верно, поскольку данный магазин или район или город или страна или весь мир может просто не досуществовать до следующего момента, когда факт убытка актуализируется. Поэтому в данном утверждении прослеживается вера в неизбежность последствий, каковая совсем не доказуема. Можно лишь сказать, что акт воровства лишь увеличивает вероятность убытка данным магазином. Однако, даже если убыток и состоялся, почему мы должны придерживаться именно такой системы координат, в которой этот факт - плох? Даже то соображение, что "сегодня ты украл у другого, а завтра он украдёт у тебя" - не обязательно должно работать, поскольку многие вполне готовы смириться с такой вероятностью.
2. «Это – плохо, поскольку противоречит заповеди». Оценка «плохо» вообще может существовать лишь в определённой системе ценностей, которая может меняться в весьма широких пределах. Иными словами, почему, собственно, все должны придерживаться именно христианской системы ценностей с её заповедями?
3. «Этот поступок так или иначе приведёт к пагубным последствиям». Данное утверждение, опять же, недоказуемо, поскольку мы не можем проследить все возможные последствия. Опять можно говорить о вере в неизбежность последствий. Однако, если быть корректным, можно утверждать лишь о некотором – причём неизвестно насколько значительном – увеличении вероятности неких пагубных последствий. Вполне может быть что и вовсе отсутствующем.
4. «… не в этой жизни, так после неё». Вера в то, что после этой жизни от нас остаётся «некто», кто может испытать те самые последствия, в неизбежность которых мы верим.
Итак, утверждения моралиста целиком основаны на слепой, т.е. недоказуемой и непроверяемой вере.
«Однако позвольте», - спросит некто, - «Это что же, теперь всё можно? Можно красть, убивать, употреблять наркотики – и тебе ничего за это не будет? Полный нигилизм и вседозволенность?»
Это интересный вопрос. В ответ например можно спросить: а что, слепая вера – это «плохо»? Почему? Человек всегда начинает со слепой веры. Будучи ребёнком он вынужден слепо доверять родителям, например. Этот механизм, видимо, заложен в нас природой и природой же оправдан. Настоящие проблемы начинаются лишь тогда, когда человек не осознаёт наличия в себе слепой веры и принимает её догматику за некую истину. Потому что оказывается, что сколько людей, столько и догматов и тогда начинается Священная Война Добра со Злом (добро – это «наши», конечно же).
Кроме того, можно задаться и другим встречным вопросом: так ли необходима эта вера для того, чтобы не красть, не убивать и не употреблять наркотики и вообще жить в мире? Возможно ли вообще отказаться от слепой веры на определённом этапе
Какие тут вообще могут быть варианты? Возьмём например рассудок. Мы можем, рассмотрев те самые вероятности, счесть их изменение в результате тех или иных наших действий нежелательными и выбрать для себя соответствующий образ действий. Иными словами, поразмыслив, такой человек придёт к выводу, что не красть, не убивать, не употреблять наркотики и жить со всеми в мире для него ВЫГОДНО. Правда, при таком подходе совсем не факт что если в некоторых обстоятельствах такой человек сочтёт что сейчас ему выгоднее украсть или убить, он этого не сделает. Почему бы нет, собственно? Поэтому такой «разумный эгоизм» будет работать лишь до определённого предела, в определённых условиях. Как, впрочем, и слепая вера моралиста. Стоит этой вере пошатнуться под действием тех или иных обстоятельств, как мораль летит в тартарары.
Очень часто это случается когда рассудок человека или его бунтарское начало становятся достаточно сильными для того, чтобы подвергнуть сомнению казавшиеся незыблемыми постулаты общепринятой этической веры. Именно тогда и появляется нигилизм и ощущение вседозволенности: человек понимает, что все эти установления о добре и зле – не более чем слепая, ни на чём не основанная вера. Но помимо этой веры никаких других оснований для жизни по-человечески найти не может, в том числе и исходя из соображений рассудка.
Что ещё? Страх. В определённом смысле, слепая вера моралиста тоже основана на страхе, но ведь можно действовать и более прямо: взять и принудить человека силой и страхом к подчинению определённым правилам поведения. Минус здесь очевиден: как только давление принуждения и страха исчезает, подчинение исчезает тоже.
Есть ещё вариант. Человек может просто взять и решить – действовать именно так. Почему? Не потому что это «хорошо», а просто из некоего чувства. Можно назвать это чувство эстетикой, скажем. Человек ощущает эстетику доброго поступка или чистоты мысли. А человеку – любому в той или иной степени – присуща тяга к прекрасному, к «истинному». Более того, возможно это вообще единственная страсть, живущая в человеке и делающая его по-настоящему человеком. Все остальные страсти – суть лишь преломления и искажения этой фундаментальной страсти, этого платоновского эроса, ведущего нас за пределы пределов.
Например, если мы рассмотрим архетипического рыцаря, совершающего подвиги ради Девы Марии, ради любви к ней, и зададимся вопросом - что же руководит этим рыцарем? В своей любви он забыл все "плохо и хорошо", забыл всякий страх, забыл самого себя, свои хотения. Он следует лишь любви. И оказывается, что он следует самой сути этики, живёт в самом её сердце.
И вот человек этот начинает культивировать в себе это чувство, следуя ему. Он действует определённым образом, соответствующим этому чувству. Он поступает этически красиво и не поступает некрасиво. Это совершенно определённый тренд, путь, направление, в котором это чувство постоянно утончается.
Мы можем констатировать лишь наличие или отсутствие этой тяги, и её общий вектор, раскладывающийся на конкретные действия в повседневной жизни. Все этические системы являются лишь попытками её, эту тягу, формализовать, определить. Это примерно подобно попыткам вывести объективные критерии красоты.
Эти попытки могут помочь до некоторой степени. Человек нуждается в определённой формализации. Но нужно помнить, что критерии эти имеют к самой красоте лишь опосредованное отношение, поскольку сама красота - это чувство, т.е. явление, лежащее в иной области, нежели какие бы то ни было "объективные критерии".
Попытки выявить объективные критерии чувства прекрасного могут привести к неоправданной абсолютизации этих критериев, к своего рода фанатической приверженности к этой умозрительной в общем-то системе.
По-видимому, этика в своём развитии проходит определённые стадии. Например:
1. Формальная (тоталитарная) этика.
2. Осознанная этика, разумный эгоизм.
3. Гуманистическая этика - тоже осознанная, но руководствующаяся уже не интересами эго, а соображениями общечеловеческой пользы.
4. Эстетическая этика. В основе неё лежит чувство красоты и стремление к ней.
5. Сущностная этика. Сострадание и понимание.