* * *
Наверное, он заснул, потому что в следующий момент он уже был ТАМ. Он поднялся, посмотрел на свои руки, даже потопал ногой – всё было на месте. Огляделся. Королевы нигде не было. Зато в ложбине между этими странными белёсыми холмами-облаками он увидел диковинный транспорт, напоминавший чем-то обгоревший троллейбус без стёкол и без колёс. Проводов тоже не было, не было и водителя. Однако Мишель без тени сомнения знал, что эта повозка – персонально для него. «Сервис» - горько мелькнуло у него в голове. Как только он оказался внутри «троллейбуса», тот плавно тронулся с места, набирая скорость.
И вот за поворотом он увидел конечную и единственную станцию этого потустороннего рейса.
Окружённое облачными холмами сотрясалось от грохота музыки странное и в то же время смутно знакомое сооружение, похожее на помесь вокзала и огромной рок-сцены, грубо сложенной из кирпича. Эта музыка – тяжкий лихорадочный ритм, уводящий в дурной бесноватый транс. Он едва не поддался этому ритму, чувствуя разливающуюся по телу парализующую истому, но в тот же миг со звуком что-то стало: музыка как бы отодвинулась на задний план. Она не стала тише, но почему-то он почти перестал её слышать.
Множество людей – вернее, не совсем людей – это были те самые пепельные демоны, что приходили к нему во сне вместе с Королевой – только здесь их были толпы. Ими словно бы владело безумие – их похоть не имела предела, казалось, что всё их тело создано для наслаждения – каждый сантиметр. То, что они вытворяли, не поддаётся никакому описанию. Все древнеримские оргии по сравнению с этим – детские игры в дочки-матери. Они лежали, стояли, сотрясались в подобии танца, кричали, визжали. Некоторые лежали без памяти прямо под ногами соплеменников, но никто не обращал на них внимания. Вот на глазах Мишеля один из таких валявшихся демонов очнулся и сразу же без паузы влился в общую безудержную вакханалию. Они не были людьми ни физически, ни психически: людей, даже самых отвязных, всегда что-нибудь сдерживает, хоть что-то, ведь у каждого из нас были родители или воспитатели или кто-то ещё, хоть что-то сдерживающее, отвлекающее или отрешающее от разгула внутренних стихий. У каждого из нас есть мало-мальский тормоз, инстинкт самосохранения, внутреннее чувство правильного, допустимого. В конце концов, даже у самых выносливых из нас физические и психические возможности далеко не безграничны. Но здесь… Эти существа были воплощённым сладострастием в самом его крайнем виде. Без устали, без страха, без упрёка.
Происходящее странно ранило его сердце. Он почему-то готов был заплакать, глядя на всё это.
Но вот Мишель, увлекаемый какой-то невидимой силой, поднялся по ступеням на эту «сцену», проходя сквозь не замечающую его толпу, вглубь, туда, куда не достигал пляшущий свет факелов. Здесь он увидел тёмный проём в стене, в который его и повлекла эта сила, выполнявшая роль гида.
За проёмом была тёмная прихожая или тамбур, этакий маленький закуток, за которым виднелась в полумраке решётка – стальные прутья, огораживавшие какие-то мрачные помещения. Их он рассмотреть не успел, так как внимание его было привлечено чем-то в закутке, слева. Он пригляделся и этого было достаточно чтобы приблизиться к объекту внимания почти вплотную.
То были человеческие останки. Он видел руки, ногу, валявшиеся отдельно, и часть женского тела выше живота. Здесь не было крови, сухожилий и мышц – это не была плоть в обычном смысле. Останки эти состояли из всё той же пепельно-сизой субстанции, только здесь она была белёсая, как бы обескровленная. Но самое страшное было в том, что в той женщине всё ещё теплилась призрачная жизнь – глаза её были слепо уставлены в пространство, губы шевелились как в бреду, она что-то шептала. Он приблизился, думая, что она хочет сказать ему что-то важное, что говорят перед смертью. И вот с ужасом и жалостью он услышал, что она бормотала какую-то чушь про очереди и высокие цены на колбасу – сюрреалистически нелепая тема здесь, в этом сумеречном аду. В следующий момент он отчётливо понял, что она попала сюда после своей смерти, настоящей смерти там, в мире людей. И произошло это во времена советской перестройки. И вот теперь она умирала вторично.
Он заметил, что останки медленно исчезают, как бы погружаются прямо в цементный пол как в зыбучий песок. Ещё мгновение и их уже не будет. Как-то невольно зацепившись вниманием за это жуткое бледно-синее лицо, за эти шевелящиеся губы, он вдруг провалился сквозь пол вслед за ними и – словно взмах чёрного крыла – под ним распахнулась картина мирового распада: бесконечный тёмный океан нечистот, источающий то тут то там столбы зловонных испарений и слабое гнилостное сияние. И он почувствовал, что и здесь кипит, копошится, кишит какая-то своя невероятно опасная и хищная жизнь, и жизнь эта заметила его и уже начала приглядываться, подбираясь всё ближе, ещё пока невидимая…
Но незримый гид не оставил в беде: его выдернули из того гниющего мира можно сказать за шиворот и вернули на место, как котёнка, который забежал куда не следует.
Вот Мишель оказался снова перед решёткой. За ней он увидел какие-то огромные сумрачные казематы с цементным полом и теми же грубыми стенами из красного кирпича. Там, на ступенях, два демона что-то делали с человеком или, по крайней мере, с тем, кто, как и та женщина, был более похож на человека, чем они: что-то неопределённое, но тем не менее вполне внятное говорило, что это больше человек, чем двое его мучителей. Что именно они делали, Мишель так и не понял: человек лежал на полу, не подавая признаков жизни, а те двое, склонившись над ним, совершали непонятные движения руками будто месили тесто.
Следующий фрагмент путешествия совершенно выпал из его памяти и как он ни пытался потом вспомнить что же было между казематами и следующим эпизодом, у него так ничего и не получилось.
Дальше он просто осознал себя стоящим перед парадным входом какого-то огромного здания, подавляющего своей грубой тяжеловесной шикарностью. Опять была ночь – похоже, солнце вообще здесь никогда не всходило. По обоим сторонам от входа стояли две статуи, изображавшие странных существ, то ли собак, то ли леопардов. Он пригляделся к ним. Надо сказать, что каждый предмет здесь обладал странным свойством: стоило только задержаться на нём, как он захватывал внимание полностью и потихоньку начинал жить своей жизнью. Так получилось и здесь: статуи под его взглядом вдруг зашевелились, ожили, заплясали в нетерпении, готовые спрыгнуть со своих постаментов. Он понял, что случайно расшевелил каких-то местных демонов и поспешно отвёл взгляд, чувствуя, что те противятся этому и зовут его назад.
Вот он вошёл в чёрные словно бы базальтовые стены и оказался в роскошных покоях. Эта роскошь была бы странна и чужда современному человеку: нелепые но огромные украшения из золота и тёмных драгоценных камней, тёмно-красный бархат, высокие потолки, слишком громоздкая каменная мебель. Факелы. Они тускло горели грязно-оранжевым светом, не давая дыма.
Поначалу здесь было пусто, хотя он всей кожей ощущал чьё-то невидимое гнетущее присутствие. Но вот в покои торжественно вошла группа сизокожих местных жителей, облачённых в золочёные одежды. Они катили перед собой тележку, на которой лежал обнажённый человек, молодой мужчина. То, что происходило дальше, с трудом поддаётся описанию просто потому, что в человеческом языке нет прямых эквивалентов происходившему. Это можно было бы назвать неким чудовищным ритуалом, обрядом жертвоприношения, но – кому? Зачем? Это можно было бы назвать экспериментом, но эксперименты, даже самые жестокие, имеют какую-то чёткую цель. Между тем цель этих существ была сокрыта мраком не только для невольного зрителя, но, по-видимому, и для них самих. Это можно было бы назвать изуверской забавой, если бы забавлявшиеся действительно забавлялись при этом. Может быть, наконец, это была казнь? Но тот человек был совершенно не виновен даже с точки зрения самих торменторов, Мишель почему-то очень точно знал это. Что же ими двигало? Извращённое любопытство? Жажда разрушения? Этого Мишель так никогда до конца и не понял.
Вот между ними произошло мгновенное безмолвное совещание, отголоски которого как-то «услышал» и Мишель: он уловил, что они «говорили» о некоем «серебробородом демоне», который наибольшим образом подходил для их тёмных целей. Их жертва словно бы пребывала в наркотическом трансе и слабо осознавала происходящее. Они совершили ряд каких-то действий, по большей части внутренних, чтобы вызвать серебробородого демона к жизни. Скоро открылась ниша в одной из стен и оттуда выдвинулась тёмная фигура огромного роста. Она была тёмной только первые мгновения и только для Мишеля, чей разум никак не мог облечь воспринимаемое в какую-либо удобоваримую форму, пока наконец спустя несколько секунд не сумел со скрипом сделать это, нарисовав перед взором Мишеля некое чудовище совершенно омерзительного вида, живо напоминавшего собой самые жуткие химеры Франсиско Гойи. Но вот – Мишель словно моргнул – и чудовище вдруг обернулось женщиной. Женщина та была не менее отвратительна и ко всему ещё на её грудь ниспадала длинная седая борода. С хищным и жадным оскалом серебробородый демон двинулся к жертве. Бедняга мгновенно протрезвел и неистово закричал и заметался, но скоро чары демона опять успокоили его. Урча как голодная кошка, добравшаяся до вожделенной сметаны, серебробородый демон начал совокупляться с человеком с такой лихорадочной жадностью, словно на самом деле пожирал его.
Но вышло как раз наоборот: непонятным образом серебробородый демон словно бы впитался в человека и тот обессилено потерял сознание. В этот момент Мишель понял, что теперь этот человек проклят навеки, бесповоротно заражён неким вирусом, несущим разложение и ему самому и всем вокруг него. Ещё он понял, что человек этот живёт в мире людей, а сейчас он как бы видит сон, который скоро закончится и тогда этот персонаж будет ходить среди людей как чумной, отравляя одним своим взглядом. И ещё понял Мишель, что человек этот сам выбрал свою судьбу. Может быть, он не предвидел или не хотел предвидеть, к чему приведёт тот путь, который он избирал каждое мгновение своей жизни, да и наверняка он всё забудет, проснувшись, но тем не менее он уже отмечен этим адским клеймом, он лёг под своего серебробородого демона и сделал это фактически добровольно. Он делал свой выбор каждым своим поступком, каждой своей мыслью, каждым своим словом. Из таких малых выборов слагается один большой и окончательный выбор, который мы совершаем, так того и не заметив.
В его сердце с новой силой заныла тревога. Он увидел, что может ждать и его в конце этого пути, если только… если только его финиш не будет ещё более мерзким. Он чувствовал страшное опустошение, внутренний паралич. Он хотел уйти отсюда, он вдруг до боли затосковал по синему небу, по облакам, птицам, ветру, пахнущему солнцем. Но та невидимая сила что водила его здесь, держала железной хваткой, не отпуская ни на миг. Здесь он делал только то, что ему позволялось.
Вот декорации сменились. Он очутился на крыше какого-то огромного чёрного здания. Краем сознания он отметил, что это тот самый дворец, внутри которого он только что был. На чёрном небе сияла призрачная душно-синяя луна. Внизу – большая площадь, в центре которой – освещённая факелами ступенчатая пирамида высотой в несколько этажей. Вся площадь была наводнена медленно колыхающейся толпой, которая из-за многочисленных факелов казалась мрачной оранжевой галактикой. Он увидел, что толпа эта вращается вокруг пирамиды и это вращение порождает всё возрастающую энергию, словно ротор исполинского генератора. И от этого Мишель почувствовал себя плохо: назревало нечто ужасное. Эта луна была соединена с пирамидой невидимой осью, вокруг которой и происходило коловращение толпы. И всё это – в абсолютной тишине. Ему захотелось закричать, но он не мог. Он заплакал бы, но слёзы не текли.
Наконец от луны вниз произошло какое-то мгновенное движение, словно бы молния, состоящая из прозрачно-голубоватого газового пламени. Толпа взорвалась ликованием. Свершилось.
В следующий момент всё исчезло для него, потому что прямо перед ним на крыше появилась Королева, хотя сейчас Она выглядела совсем иначе чем раньше: зловещий столб синей энергии выше человеческого роста, в котором, если приглядеться, всё яснее проступают черты лица и формы тела. Да, она была Королевой. Королевой демонов.
Её глаза сейчас были подобны тёмным провалам и провалы эти завораживали, неодолимо затягивали как водоворот, он почувствовал, что сейчас будет впитан Ею навсегда и бесповоротно. Тогда, совершенно инстинктивно он начал сопротивляться, чувствуя, что где-то там, в невероятной дали и в то же время совсем близко содрогается на полу его спящее тело, сомнамбулически отзываясь на его усилия. Когда он уже начал понимать, что не сможет совладать с этой силой, откуда-то начал раздаваться странно знакомый звон, каким-то образом связанный с физическим телом. Этот звон словно бы исходил из другого мира и тянул его туда, спасая из объятий Королевы.
Тема: Ночь души (Прочитано 3713 раз)
