Эпизод по теме из ВПЧ - "пластичность", или "преображение":
Гурджиев стоял на перроне у вагона и разговаривал с нами. Это был обычный Гурджиев,
которого мы всегда знали. После второго звонка он вошел в вагон - его купе
находилось недалеко от двери - и подошел к окну.
Он стал другим! В окне мы увидели совершенно другого человека, не того,
который вошел в вагон. Он изменился за несколько секунд. Трудно сказать, в
чем заключалась разница; но на платформе он выглядел обыкновенным человеком,
как любой другой; а из окна на нас смотрел человек совсем иного порядка, с
исключительной важностью и достоинством в каждом взгляде, в каждом движении,
как будто он внезапно стал наследным принцем или государственным деятелем
какого-то неизвестного государства, куда мы его провожали.
Кое-кто из нашей компании не сразу ясно понял происходящее; однако они
эмоционально ощутили нечто, выпадающее за границы обычного хода событий. Все
это продолжалось несколько секунд. Почти сразу за вторым звонком последовал
третий, и поезд тронулся.
Не помню, кто первый заговорил о "преображении" Гурджиева, когда мы
остались одни. Выяснилось, что все видели это, но не все одинаково поняли,
что происходит. Но каждый без исключения почувствовал, что случилось нечто
необычное.
Ранее Гурджиев объяснял нам, что тот, кто овладел искусством
пластичности, способен совершенно изменять свою наружность. Он сказал, что
такой человек может стать красивым или отталкивающим, может заставить людей
обратить на него внимание или сделаться фактически невидимым.
Что же это было? Может быть, как раз случай "пластичности"?
Но история на этом не кончилась. В одном вагоне с Гурджиевым
путешествовал некий А., известный журналист; как раз в это время, перед
самой революцией, он был выслан из Петербурга. Наша компания, провожавшая
Гурджиева, стояла у одного конца вагона; у другого стояла группа людей,
провожавших А.
Я не был лично знаком с А., но среди провожавших его было несколько
моих знакомых и даже приятелей; двое-трое из них бывали на наших беседах, и
сейчас они переходили из одной группы в другую.
Спустя некоторое время в газете, сотрудником которой был А., появилась
статья "В дороге", где А. описывал свои мысли и впечатления по дороге из
Петербурга в Москву. Вместе с ним в вагоне ехал какой-то необычный восточный
человек; среди шумной толпы набивших вагон спекулянтов он поразил А. своим
достоинством и спокойствием, словно окружающие его люди были мошками, на
которых он взирал с недосягаемой высоты. А. решил, что это "нефтяной король"
из Баку. Несколько загадочных фраз, услышанных А., еще более убедили его,
что перед ним человек, чьи миллионы растут, пока он спит, и который свысока
взирает на суетящихся людей, озабоченных тем, как заработать на жизнь.
"Мой сотоварищ по путешествию тоже держался особняком; это был перс или
татарин, молчаливый человек в дорогой каракулевой шапке; под мышкой он
держал французский роман. Он пил чай и осторожно ставил стакан на небольшой
столик у окна; иногда он бросал чрезвычайно презрительный взгляд на шум и
суету этих невероятно жестикулировавших людей. Они, со своей стороны, как
мне показалось, взирали на него с большим вниманием, если не с почтительным
страхом. Более всего меня заинтересовало то обстоятельство, что и он был как
будто человеком того же самого юго-восточного типа, что и остальные
спекулянты, эта стая коршунов, которая летела где-то в заоблачном
пространстве, чтобы рвать на куски какую-то падаль. Это был смуглый человек
с блестящими черными глазами и зелимхановскими усами... Почему же он так
презирает собственную плоть и кровь и избегает их? К счастью, он обратился
ко мне:
"- Очень уж они суетятся, - промолвил он, и на его неподвижном
желтоватом лице слегка улыбнулись вежливые, как у всех восточных людей,
глаза.
"Помолчав, он добавил:
"- Да, сейчас в России много таких дел, на которых умный человек может
хорошо заработать.
"Опять помолчав, он пояснил свою мысль:
"- В конце концов, идет война. Каждому хочется стать миллионером.
"В этом холодном и спокойном тоне мне послышалась особого рода
фаталистическая и безжалостная похвальба, граничащая с цинизмом; и я спросил
его чуть резко:
"- И вы тоже?
"- Что? - не понял он.
"- Разве и вам не хочется того же?
"Он ответил неопределенным и слегка ироническим жестом. Мне показалось,
что он не расслышал или не понял меня, и я повторил:
"- А вы не хотите поживиться?
"Он улыбнулся особенно спокойно и произнес с серьезным видом:
"- Мы всегда извлекаем пользу. К нам это не относится. Нам все равно -
война или нет войны. Мы всегда получаем прибыль.
(Конечно, Гурджиев имел в виду эзотерическую работу, "собирание знаний"
и собирание людей. Но А. понял его в другом смысле: он решил, что Гурджиев
говорит о "нефти".)
"Было бы любопытно побеседовать с ним и поближе познакомиться с
психологией человека, чей капитал зависит разве что от порядка в Солнечной
системе, который вряд ли будет потрясен; и потому его доходы оказываются за
пределами войны и мира".
Так А. закончил эпизод с "нефтяным королем".
Нас особенно удивил "французский роман" Гурджиева. Или А. изобрел его и
прибавил к собственным впечатлениям, или Гурджиев и впрямь заставил его
"увидеть", т.е. вообразить, французский роман в каком-то томике, покрытом
желтой, а то и не желтой обложкой, - потому что Гурджиев по-французски не
читал.
Тема: Гюрджиев как культурный герой и трикстер (Прочитано 8067 раз)
