Про Г.И. Гурджиева.
Сказать совершенно ничего не возможно. Это загадка.
Очень непростая, драматическая жизнь, полная страданий, потерь, перемен, падений и новых начинаний. Колоссальный дар, который сыграл значительную роль в его жизни. Дар, который был его хлебом, Крестом и клеткой. Этим даром он и решает пожертвовать после трагических событий и нелегких раздумий.
В описаниях свидетелей личность ГИГ и его деятельность оказались, совершенно естественно, местами упрощены, а местами усложнены. Много непонятного, информации мало, а то, что есть, - все весьма противоречиво.
И это понятно, поскольку сам ГИГ был еще тот артист и все время менялся. Трудно сказать, кто был круче ГИГ или дон Илиас :shock: (бенефактор Д.Х.).
Мне нигде не встречалось, чтобы ГИГ называл то, чему он учил <четвертым путем>. Так что, объективно, нет <Школы Четвертого Пути> Георгия Ивановича Гурджиева.
И вообще, думаю, что нужно рассматривать отдельно личность ГИГ, отдельно <четвертый путь> и совсем отдельно то ЧП, что было тогда и есть сейчас.
Всем известно, что Ошо много писал о Гурджиеве. Многие начали искать школу и попали в ЧП, почитав Ошо.
Так, вот вам из Ошо опять:
Гурджиев о любви
Георгий Гурджиев никогда не говорил о любви за всю свою жизнь. Он не написал ни строчки о любви. Однажды ученики крепко насели на него: <Вы никогда не говорили ничего о любви. Почему вы не говорите о любви? Скажите хоть несколько слов>.
Гурджиев сказал: <Для таких, как вы, любовь невозможна. Пока вы не узнаете любовь, все, что я скажу, останется непонятым>. Он собрал все свои чувства о любви в одно предложение. Он сказал: <Если вы можете любить, вы можете быть; если вы можете быть, вы можете действовать; если вы можете действовать, вы есть>. Потом: <Не принуждайте меня больше. Я мало что смогу добавить>.
Бхагаван Шри Раджнеш <Истинный Мудрец>, Беседа третья (вопросы и ответы)
Смерть Гурджиева
На днях читал воспоминания врача, присутствующего при смерти Гурджиева. Он говорит: <Я присутствовал при смерти стольких людей, но эта смерть потрясла меня своей необычностью, я не мог себе представить, чтобы кто-нибудь мог так умереть. В миг своей смерти он открыл глаза, сел в постели, поддерживаемый подушками, попросил шляпу, надел ее, красивую красную шляпу, взял сигарету в одну руку, чашку кофе в другую, закурил и стал потягивать кофе>.
Ученики плакали и всхлипывали, а доктор знал, что Гурджиева не станет через несколько секунд; его ноги онемели, в них скопилось слишком много воды и ее нужно было убрать, и доктор знал, что прежде чем он успеет это сделать, Гурджиева не станет. Причинять ему лишнюю боль было теперь бессмысленно, и он спросил Гурджиева: <Что мне следует делать?>
И Гурджиев сказал: <Если вы устали, я могу подождать еще. Я столько лет ждал смерти. Можете немного отдохнуть и приступить. Я ждал так долго, что могу подождать еще, ничего страшного. Если вы очень устали, отдохните немного, два-три часа, вы же не спали всю ночь. Если вы не так устали, принимайтесь за дело>.
Плача, потому что он тоже был его учеником, доктор начал вытягивать воду из его ног, а Гурджиев сидел с сигаретой в зубах, потягивая кофе, шутя и разговаривая. Вся жизнь исчезла из его тела, но лицо его лучилось, а глаза сияли. В последнее мгновение он сказал: <Есть ли у кого-нибудь вопросы, а то я ухожу?>
Он говорил ученикам, что умереть можно сознательно. За двадцать четыре часа до больницы он настаивал, что не поедет туда и спрашивал доктора: <Что вы думаете? Может больница спасти меня? Я не могу себя спасти, может ли меня спасти кто-нибудь еще?> Доктор плакал двадцать четыре часа. <Хорошо, если вы плачете, я поеду>.
И доктор побежал вызывать скорую помощь, но когда машина приехала и врач зашел в комнату, - Гурджиев исчез! Врач не мог представить, как это случилось, ведь тот не мог двигаться!
Гурджиев стоял на дороге рядом со скорой помощью, затем он вернулся в дом и спросил: <Машина пришла, где доктор?> Он шел! Доктор не верил своим глазам. Невозможно! Ведь больной был не в состоянии ходить. Врачи собравшегося консилиума тоже были потрясены, никто не мог поверить, что он может сделать хоть один шаг, а он сам дошел до машины. Мало того, он вернулся и спросил: <Где доктор?>
Двумя неделями раньше, - а ведь он был болен, очень болен, - однажды вечером он попросил учеников: "Дайте мне машину, я хотел бы поводить>. Это - за две недели до смерти!
<Доктор не велел вам вставать с постели>.
<Забудьте о докторе, дайте машину>. Он сел в машину и поехал в одну русскую церковь, просидел там под деревом полтора часа. Только потом узнали, что это было место, где его похоронили через две недели, он отправился посмотреть на него двумя неделями раньше. Он никогда там раньше не был, никогда не заходил в эту церковь, это был первый и последний раз в его жизни, потом он уже был мертв. Беннет сообщает: он приехал через сутки, Гурджиев был уже мертв. Он приехал среди ночи, бросился в церковь, где лежало тело Гурджиева, вокруг никого не было. Он сидел молча. Вдруг его охватил страх, его бросило в дрожь; он почувствовал, что Гурджиев еще жив. Он был ученый, математик, он не мог обманываться. Он не был его учеником, не был эмоциональным человеком, не был сентиментален - совсем другой тип. Он подошел ближе, чтобы понять, в чем дело, привел себя в полную тишину и молчание. <Было чувство, что кто-то дышит. Он прошелся по церкви: ближе: когда он подходил к телу, он чувствовал дыхание явственнее; отходил дальше - дыхание чувствовалось слабее, а Гурджиев был мертв. Но он чувствовал, что тот еще летает где-то рядом, как будто тело было еще живо, как будто он был еще здесь.
Это возможно: тот, кто умирает пробужденным, многое может. Тот, кто умирает в понимании, на самом деле не умирает, он познал бессмертие в себе.
Бхагаван Шри Раджнеш <Дао: путь без пути>, Беседа вторая (вопросы и ответы)
ЧСВ.
Голосование
Тема: ЧСВ против ЧП! (Прочитано 29743 раз)
